Когда ослабла решимость Да’уда построить из камня Отдаленнейшую мечеть, внушил ему Истинный: «Оставь это, ибо не воздвигнется твоей рукой это здание! Нет в Нашем предопределении того, что ты эту Отдаленнейшую мечеть возведешь, о избранный!» Он сказал: «В чем мое преступление, о Ведающий тайное, раз ты повелеваешь мне, мол, не строй мечеть?» [Бог] сказал: «Ты пролил кровь многих, не [совершив] преступления, Кровь притесненных взвалил себе на шею! Ведь из-за твоего пения бесчисленные люди отдали душу и стали его добычей. Кровь многих пролилась из-за твоего пения, из-за прекрасного, берущего за душу голоса». [Да’уд] сказал: «Я был покоренным Тобой, опьяненным Тобой, руки мои были связаны Твоими руками! Разве не всякий одоленный Шахом удостаивается милости? Разве не [так это]: одоленный — словно несушествующий?» [Бог] сказал: «Этот одоленный — такой несуществующий, кто является несуществующим лишь относительно, уверьтесь!
Легко видеть, что Руми следует библейской традиции, согласно которой Давид хотел построить Храм, но в пророческом видении было ему передано, что это сделает лишь его сын Шломо. Причина – «не (должен) ты строить дом имени Моему, потому что много крови пролил ты на землю предо Мной«, не упоминается в книге Млахим, а лишь в книге Диврей а-Ямим (Хроник), и не в речении пророка, а со слов самого Давида, обращенных к сыну (Хроник I 22:8).
При этом Руми удивительным образом переосмысляет эти слова, опираясь на мусульманскую легенду о том, что песни Давида были столь прекрасны, что люди падали замертво.
Пусть она не поднимется твоими стараниями и силами, — Но мечеть выстроит твой сын! То, что сделает он, сделано тобой, о премудрый, меж верующими — вечный союз!» Верующих много, но вера одна, тел у них много, а душа одна. Кроме понимания и души, что есть у быка и осла, у человека есть другие ум и душа.
Это еще одна прекрасная идея самого Руми – он считает, что не так важно, кто, в конце концов, постороил Храм – Давид или Шломо – все служили одному Богу. Руми там делает длинное отступление о единстве всех пророков, и возвращается к рассказу о строительстве Отдаленнейшей мечети спустя несколько страниц:
Когда Сулайман начал [возводить] здание, пречистое, словно Ка‘ба, преславное, как Мина, в его здании были видны блеск и роскошь, не было оно блеклым, как другие здания. Каждый камень в здании, когда отрывался от горы, сначала внятно говорил: «Возьмите меня с собой!» Словно от воды и глины жилища Адама, от кусков известняка исходил свет. Камни приходили без носильщиков, и те стены и двери оживали.
Руми после этого снова делает длинное отступление, сравнивая Храм с Раем, который построен из «деяний и намерений», а не «из воды и мертвой глины». Сюжет с Храмом заканчивается следующим отрывком:
Когда Сулайман входил каждое утро на рассвете в мечеть, чтобы наставлять рабов [Божьих], он поучал, иногда речами, музыкой и пением, иногда действием, то есть коленопреклонением или молитвой. Поучение действием притягательней для людей, ибо оно проникает в душу каждого слышащего и глухого. Воображаемого превосходства в нем меньше, его влияние на паству сильно.
Здесь снова «мечетью» названо здание, построенное Шломо, т.е. Храм.
М. Антопольский
