Страдания евреев Иерусалима в дни наместника Мухаммеда ибн Фарука

А. Яари, «Зихронот Эрец Исраэль», Глава 1

© Перевод, Г. Майзель 2012

Предисловие к книге здесь. Другие главы: перейдите к Оглавлению книги

Из воспоминаний жителя Иерусалима. 5385–5387 (1625–1626)

В дни турецкого султана Мурада, да возвеличится слава его, в третий год его правления, в 5385-ый год после сотворения мира,[1] в святом городе Иерусалиме, да будет он отстроен вскоре, еще при нашей жизни, правил наместник Мухаммед-баша. И был заселен город Господа Бога нашего сыновьями народа нашего больше, чем в дни изгнания Израиля с его земли. Изо дня в день прибывали евреи и селились в Иерусалиме, помимо тех, кто восходит в Град Божий, чтобы возлюбить камни его руин и пожалеть о прахе его, поклониться Тому, кто стоит за нашей Стеной[2] и почувствовать благоволение Господа. И не с пустыми руками прибывают — тратят золото из карманов – каждый по щедрости своей, чтобы упрочить ишув[3] в Иерусалиме.

И пошел слух по всем странам, что проживаем мы в Иерусалиме в безопасности и покое, многие из нас покупают дома и поля, отстраивают развалины. Старики и старухи сидят на площадях Иерусалима, а мальчики и девочки наполняют улицы города и играют на площадях. От Сиона, совершенства красоты, явился Бог, мудрость и понимание Торы, и от Сиона выйдет закон, и слово Господне — из Иерусалима, и засияет для всех обитателей Вселенной, ибо так велел и благословил Господь. И воздух наполнен ожиданием мудрых толкователей и героев в борьбе за Тору и Закон. И будут в городе дома учения, открытые для всякого человека, доброго сердцем, готового приступить к труду во имя Небес, и руководители общины будут поддерживать изучающих Тору, а также бедных, снабжая их всем необходимым каждую субботу. И почти каждый день говорят о добровольцах из этого народа, благословенного Господом, открывших столовую для бедных.

Благотворительность, мир и спокойствие, нет вредителя и бедствий, нет взлома и пропажи, и нет вопля на улицах наших.

Но однажды поднялся злодей сын злодея,Мухаммед ибн-Фарук, слепой на один глаз, и вознамерился купить у наместника султана, что в Дамаске, власть в Иерусалиме. Пришел он к Иерусалиму, и с ним триста человек, вооруженных мечами, храбрых воинов, называемых «сайминиш»[4]. Прогнал он правителя с должности, и стал властвовать в городе Бога с лютой жестокостью, надел на наши шеи, а также на ишмаэлим[5] и христиан, тяжелое ярмо, какого до него не ведали. Расставил на всех дорогах стражу, чтобы ни один человек не ушел из города. Если ловили беглеца, то приводили его со связанными руками и ногами, истязали, забирая все его добро. Вперил злодей свой единственный глаз на богатых людей этой земли, и забрал силою их серебро и злато в изобилии. Наполнилась земля криками «караул, грабят!»

Загорелась земля под ногами судьи Иерусалима — кади Шейха-эфенди,[6] и сказал он ибн-Фаруку:

— Прошу тебя, ослабь бремя, которое ты возложил на народ сей. Веди себя с ними по закону, говори с ними по-хорошему, и будут они тебе рабами во все дни.

Изо дня в день повторял судья эти слова, но тот не слушал. Разгневался судья:

— Почему не идешь ты прямой дорогой, по царским законам? Тебе хорошо, когда угнетаешь? Открой глаз и увидишь, что птица небесная уже понесла этот вопль, и когда достигнет он ушей господина нашего султана, и узнает он о твоих мерзких деяниях, то очень разгневается на тебя, и прицепится из-за тебя ко мне: «Как ты, судья, примирился с тем, что ибн Фарук угнетает жителей Иерусалима?»

Такие слова говорил судья слепому. Рассердился злодей на судью, выхватил меч и замахнулся на него, но люди, стоящие рядом, спасли его.

И распорядился судья закрыть все двери «Мэхкэмэ» — Дома Суда у ишмаэлим, никто не входит, и никто не выходит. И был город два дня без суда. Судья полагал, что ишмаэлим восстанут на притеснителя и убьют его, или хотя бы выгонят из города. Но народ был в страхе, ибо такого притеснителя еще не бывало над ним, и сердце его ослабело. Кроме того, много преступников было в среде народа.

В это время выехал из Куштантины[7] Абдал-Ала-эфенди, новый судья, которого султан назначил в Иерусалиме.[8] Продвигался он очень медленно, ибо был стар, и послал впереди себя одного чиновника — судить в Иерусалиме до его прибытия, так как Шейх-эфенди ушел из города, и пошел в свою землю.

А ибн-Фарук злодействовал еще сильнее, чем вначале. И сказал он своему заместителю нечестивцу Ибрагиму-Аге, брату своей жены:

— Смотри, я поставил тебя ныне над этой землей, чтобы искоренять, разбивать, уничтожать, разрушать. Отныне делай все возможное, но собирай мне серебро и злато, где отыщешь.

И дал ему право на злодейство.

Послал заместитель своих людей, которые не различали между добром и злом, и для которых было все равно — что праведный, что нечестивый. Хватали они на рынке арабских торговцев, без всякой вины с их стороны, и бросали их в темницу, вытягивая из них серебро и золото на сотни и тысячи. Многие ишмаэлим бежали из города. Увидев, что весь город убегает, злодей поставил наемников в воротах Иерусалима, чтобы никого не выпускать — только по его разрешению.

Однако, хватит о чужих страданиях.

Напишу я пером железным и грифелем свинцовым об одном из многих тысяч бедствий, которые преследовали нас, разоряли наш покой, не давая передохнуть, когда каждый новый день приносил еще большие проклятия, чем минувший. Злодей властвовал над бедным народом, и остались мы в Сионе нищими, слабыми и униженными, и во все дни его правления нас водили на бойню, как овец.

Это произошло, когда читали недельную главу «И угнетали египтяне сынов Израиля непосильным трудом». Город Бога нашего перешел в руки нового правителя, одноглазого ибн-Фарука. Вошел он в город в день святой субботы 26-го Тевета.[9] Парнасим святой общины,[10] уважаемые раввины — врач Яаков бен Амрам и благоразумный ИцхакГаон, да хранит их Всемилостивый, принесли ему достойный подарок, как принято в этой стране. Но на третий день он вновь позвал их, и потребовал 1300 грошош[11] на свои расходы. Они отдали и этот тяжелый налог, который ни один чиновник не возлагал на жителей Иерусалима. Они надеялись, что он долго не продержится, и власть его промелькнет, как тень. С Божьей помощью будет он вырван из этой земли. А власть Господа на нашей земле — на многие времена, Благословен Он, справедливый судья, твердыня, совершенно деяние Его, ибо все пути Его праведны, Бог верен и нет кривды, праведен и справедлив Он. На это надеялись также христиане и ишмаэлим.

Когда ему принесли впервые ежемесячный налог в 30 пиастров, установленный султаном для губернатора города и его подчиненных: «кэгайя» – начальника по делам финансов, и «цубаши» — начальника полиции, он сказал, что эта сумма слишком мала, и он повышает ее до 80 пиастров. И приказал евреям копать и углублять ров вокруг городской стены снаружи, и работа эта была очень тяжела, и тридцать дней много евреев работало там.

Каждый день он начинал с требований ценных вещей, дорогой одежды из шерсти и шелка, сахара, воска, домашней птицы, яиц, деревянных досок в большом количестве. Всего до конца месяца Шват (это тридцать пять дней) он вытянул из общины более 3000 пиастров. И это не считая 300 пиастров, которые он отнял у группы евреев, прибывших в Иерусалим из Европы и Италии, и 1600 пиастров, которые он отнял у уважаемого раввина Эммануэля Алвахари, после того как его били кнутом и мучили скорпионами ни за что.

Многие, гонимые страхом, бежали и прятались в развалинах и пещерах, а те, кто не желал бежать, сидели в тайниках и укрытиях.

Заместитель Ибрагим-Ага тоже не отставал. Он сказал главам общины:

— Душе моей угодно купить молодого красивого раба, раскошеливайтесь побыстрее, а не то – узнаете у меня!

И взял у них 150 пиастров, кроме тех 200, которые дали ему до этого и после этого, через пару дней.

В месяце Адар[12] этот нечестивец послал за руководителями общины, которых срочно пригнали к нему, и сказал им:

— Губернатор ибн-Фарук требует от вас 5000 пиастров. Немедленно принесите их, они ему нужны сейчас же.

Пали евреи на свои лица, и умоляли его:

— Господин наш! Взгляни на нас и увидишь, что нет сил у твоих рабов, нищих и бедняков, нести это тяжкое бремя, пожалей нас и спаси, замолви о нас, твоих рабах, губернатору, пусть освободит нас от этих высоких налогов, и мы отплатим тебе благодарностью, и будем тебе рабами во все дни.

Ответил им Ибрагим-Ага:

— Освободиться просто так невозможно, скажите, сколько вы можете дать губернатору.

Они ответили, что не могут решить сами, а только по согласованию с общиной. На что тот ответил:

— Раз так, идите и говорите со своими братьями, а завтра в это же время дадите мне ответ.

Ночью собралась вся община, и руководители просили совета. Все сказали единодушно: — Идите, делайте, и Бог поможет вам.

На рассвете явились угнетатели — срочно доставить к заместителю руководителей общины. Пришли они, и их товарищи, поклонились ему до самой земли и умоляли, как и прежде, и после всех переговоров и угроз согласились дать притеснителю 2600 пиастров.

Назавтра явились от губернатора взимать деньги, и давили на нас, и превратили нашу жизнь в ад, пока мы не выплатили всю сумму.

Велел Ибрагим-Ага раби Гедалье,[13] который был «ха-шейх аль-яхуд»,[14] привести к нему раввина Шмуэля бен-Сида, нашего уважаемого мудреца и учителя. Раби Гедалья ответил, что его нет в городе. На что тот сказал:

— Даже если он по ту сторону моря, переправьте его сюда и приведите ко мне.

Плохо стало раби Гедалье, не хотел он отдавать мудреца в руки злодея. Пошел он к парнасим, и дали они 300 пиастров для спасения мудреца от беды.

Народ в городе возроптал:

— Почему медлит судья? Будь он в городе, он защитил бы нас от злодея ибн-Фарука!

Мы тоже возлагали надежду на народ, но этот народ не мог спасти нас, ибо сам был беспомощным, и умным на зло.

Настал месяц Нисан,[15] и вышли евреи, ишмаэлим и христиане из своих убежищ, мужчины, женщины и дети, а многие ишмаэлим нагие, завернутые в обгорелые и дымящиеся циновки, и пошли навстречу судье, и вопили перед ним:

— Спаси нас от руки ибн-Фарука, он пожирает нас, забрал все, что у нас.

Ишмаэлим – торговцы, которые бежали, вернулись в город, уверенные, что судья не даст ибн-Фаруку притеснять и грабить народ. Возрадовался весь город прибытию судьи, говоря:

— Так сделает, и еще добавит, и не допустит, чтобы злодей продолжал свои преступления.

И вот встречает слепой злодей судью, обнимает и целует его, и пичкает его огнем пожирающим, и десница его полна взяток, и не пойдет он по праведному пути. И взор судьи обращен к слепому злодею, и слепые, взглянув, увидят волков, терзающих добычу, кровожадных, губящих души, чтобы насытить алчность свою.

В дороге к судье присоединился один командир, и с ним двадцать наемников, и на руках у него фальшивый указ султана, что следует, якобы, изгнать евреев из Иерусалима, оставив только сорок владельцев домов, и более не позволять евреям селиться в Иерусалиме.

Жил этот командир в Иерусалиме больше месяца, и ежедневно давали ему парнасим десять пиастров — его заработок. Судья и губернатор повадились сопровождать его, и вытянул он у общины 1700 пиастров, а заодно и слепой злодей награбил 600 пиастров, и ели они Израиль поедом.

Захотел злодей обокрасть раввина Биньямина Виллалобоса, и его люди искали тайники в доме, но не нашли. Схватили раввина Моше Хакима, которыйпрятался в одной из пещер, и злодей вынудил его отдать 500 пиастров в качестве выкупа.

После этих событий, в день святой субботы, в шестой день месяца Ияр,[16] велел заместитель позвать Шмуэля Тардиола, великого раввина, да сохранит его Всемилостивый, который приходил к нему с согласия общины. Его сын Давид сказал: «Я пойду вместо тебя».

Пошел он, и с ним старейшина общины, уважаемый раввин Моше Романо, и предстали они перед заместителем. Сказал тот раби Давиду:

— Где твой отец? Почему ты до сего дня не явился служить мне?

Ответил раби Давид:

— Мой повелитель, ты загрузил своего раба — моего отца, так, что хватает работы на нас двоих, и я целый день у тебя на службе, мои ноги не знают передышки в поисках денег для твоих нужд, ради спасения евреев.

Обратился заместитель к Моше Романо:

— А ты — почему наговорил на меня судье?

Они ответили, что не было этого никогда, но все без пользы. Позвал злодей начальника над наемниками, Булук-башу, и велел ему мучить их всю ночь, а ранним утром повесить в еврейском квартале. Бил их Булук-баша в эту ночь, и изранил. Особенно ухватились за раби Давида, избивали его и издевались, приговаривая: «Спасешь себя только за полную цену». Он плакал и умолял, говорил, что он бедный человек, мелкий посредник, в поте лица своего зарабатывает себе на хлеб насущный, изо дня в день. Но добавляли ему тяжелых мучений, засовывая под ногти острые иглы. Окутали его предсмертные муки, муки ада. Велели повесить ему на шею сковороду с горящими углями и серой, чтобы дым шел ему прямо в нос, и подумал он: на этот раз я умру. Назначили выкуп за его душу 2000 пиастров. Сжалились евреи, сняли с себя золотые украшения, женщины вынули серьги из ушей, все золотые и серебряные изделия отдали, чтобы выкупить его. Принесли заместителю все эти вещи под залог, до полной выплаты выкупа.

Увидели жители Иерусалима, что прибытие судьи не принесло пользы, что злодеи действуют заодно, и стали бежать из города, обряжаясь под нищих — в грязную, истрепанную одежду, замаранную пометом. Мужчины, спасаясь, бежали в женском платье. Оставшиеся в городе попрятались. Благотворительная столовая для бедных закрылась, дома учения и суды закрылись, ежедневные молитвы почти прекратились, в синагогах молились только немногие нищие. Руководители общины осознали, что слепым злодеем владеет разрушительная страсть, и его единственный глаз не может насытиться богатством, а язык твердит одно: «Дай! Дай!» всем и каждому. Не хотели они бежать из города и оставлять общину Божью, женщин и детей, как стадо овец без пастуха, ибо вломится к ним враг, как волк, и никто не защитит. Но они перестали показываться на рынке, прятались по домам, говоря:

— Когда не увидит на улицах людей, подумает, что не осталось в Сионе никого, кроме бедных и нищих, и не будет ничего требовать.

Тот, кто ушел из города, понес весть, а люди, известные своей пунктуальностью, следили за их домами и брали там все, что может понадобиться общине.

В первый день нового месяца Тамуз[17] напали люди злодея на раби Авраама Эспирэля, схватили его и обвинили в том, что уважаемый раввин Ицхак Абухавдонес на ибн-Фарука наместнику в Дамаске. Били его тяжело в ночь святой субботы и назавтра, и пребывал он уже на пороге смерти, но выкупили его душу за 500 пиастров.

В это время наместник в Дамаске назначил ибн-Фарука ответственным за тех ишмаэлим, которые отправляются ежегодно в Мекку. Но злодей не желал уходить. Он боялся, что ишмаэлим, бежавшие из Иерусалима в Дамаск, донесли на него, и что это просто уловка, чтобы заманить его в ловушку. Он советовался с судьей. Судья сказал ему:

— Будь осторожен, наместник в Дамаске — твой господин, не отказывайся идти, куда он велит, иди и поклонись ему. А сердца своего — не смягчай, доносчиков не бойся и не страшись, ты уничтожишь их с помощью документа, который я напишу своей рукой, где засвидетельствую, что ты — честный и прямой человек.

Много советов дал судья злодею, и укрепил сердце его. Ушел злодей 9-го Тамуза,[18] послав впереди себя дары наместнику в Дамаске, говоря:

— Умилостивлю его дарами, идущими впереди меня, может быть, будет милостив ко мне.

Весьма приветливо принял злодея наместник в Дамаске, и отослал с миром. Поехал ибн-Фарук в Мекку, и с ним Ибрагим-Ага, а в Иерусалиме своим заместителем он оставил Отмана-Ага, еще одного брата своей жены. Был этот человек хитер, как змея, искусен на козни и уловки, и тщательно продумывал заранее свои деяния.

Прошел месяц, и Отман-Ага сказал раби Шимону, сыну раввина Шаула Коэна, который был назначен представителем общины («ха-шейх аль-яхуд») после Гедальи:

— Скажи евреям, пусть дадут мне подарок 1000 пиастров.

Пришел раби Шимон к парнасим и передал слова Отмана. Те встревожились – силы иссякли, негде изыскивать деньги. Они послали в Гат, называемый ныне Рамла, письмо верному человеку, старейшине, раввину Хаиму Ди Ширизу, с просьбой поехать в Дамаск и умолять наместника в Дамаске принять меры против Отмана, угнетателя Иерусалима. Отману решили ответить, что в Сионе остались только бедные и нищие, которые не могут выполнить его требования. На это Отман сказал:

— Не можете дать тысячу — дайте пятьсот.

Руководители общины рассудили так: «Поскольку Отман просит мягко, без насилия, не так, как его шурин и брат — значит, ему не позволили давить на кого-либо, и он боится наместника в Дамаске, ибо тот легко лишит его власти, если обнаружит добро, нажитое грехом. Не похоже, что он потребует от нас непосильное».

Отман больше не возвращался к этому разговору, иногда упоминая вскользь, без угроз. Народ поверил, что в нем есть что-то праведное, вышли из убежищ, вернулись на улицы и рынки, стали без опаски молиться в синагогах, полагая, что Отман выбрал честный и достойный путь.

10-го Элула,[19] накануне праздника Ид,[20] раби Шимон сказал парнасим:

— Похоже, Отман перешел в еврейство, говорил со мной с большой любовью, и просил вас вместо узаконенных десяти пиастров подарить ему к празднику Ид кусок красивого шелка на одежду.

Обрадовались парнасим, и согласились выполнить это пожелание. Назавтра, в день святой субботы, люди собирались в синагогу, но еще не успели выйти из своих домов (дай Бог, чтобы такое предчувствие было всегда у нашего народа) – а люди Отмана по его приказу налетели внезапно на две синагоги, сефардскую и ашкеназскую, и схватили 15 раввинов. Вот их имена: Иешаяху ха-Леви,[21] Яаков Романо, Шмуэль Хамиц, Моше Тринки, Элиа Раба, Иехуда Эспирэль,Моше Люблин,врач Ицхак Хабилив, Элия Исраэль,Моше Бава,Яаков Леви,Менахем Нахар,Элиа бен Типа,Моше Ашкенази,Моше Кордова.Они вошли в дом раввина мудреца Шмуэля бен-Сида, схватили его зятя раби Эзрияху Зееви, и схватили Исраэля, сына раввина Иехиэля Ашкенази. Всех арестовали и посадили в темницу.

В тот же день раввин и мудрец Иоэль ха-Леви пошел с раби Шимоном говорить с Отманом. Тот выпивал — так он проводил время, и сказал, что убьет всех арестованных, если ему не принесут 20 тысяч пиастров.

Напал на нас ужас и страх, и не было у нас удовольствия в эту субботу, сердце кричало от боли, душа разрывалась, как у первородящей:

— Ой, хватит с нас, устала душа наша от убийц!

Пошли жены арестованных и другие встревоженные женщины по улицам, с плачем, и дошли до ворот Дома суда ишмаэлим, и кричали судье:

— В чем мы преступили и в чем согрешили, что Отман преследует нас и угрожает уничтожить нас? Встань и помоги нам! Судья этой земли не сделает суда?

Ничего не помогло, злодей приказал своим людям гнать их, один раз и другой, и они ушли, и весь народ скорбел.

Руководители общины послали гонца в Дамаск, чтобы евреи рассказали наместнику в Дамаске о тех злодеяниях, которые задумал Отман. А раввины Иоэль и Шимон сели говорить с Отманом, и с огромным трудом договорились выкупить арестованных за 11 тысяч пиастров. Кроме того, они договорились давать выкуп за каждого, до которого дотянется его рука.

Через 15 дней большинство вышло из тюрьмы. Но не хватило 800 пиастров до 11 тысяч, не нашли их, и остались там Яаков Романо, Шмуэль Хамиц, Элия Исраэль, Яаков Леви, Элиа бен Типа, Моше Кордова.Люди Отмана били их, приговаривая: «давай свой выкуп! давай свой выкуп!»

Гонец прибыл к раби Хаиму Ди Ширишу,[22]который служил при дворе наместника в Дамаске, ведя его переписку и защищая в суде жителей Иерусалима. Он собрал несколько евреев, и пошли они к наместнику. Рвали на себе одежду и плакали, рассказали ему обо всех наших страданиях, умоляя отвести от нас злодеяние, задуманное Отманом. Послал намес-тник гонцов к судье и к Отману с приказом освободить арестованных евреев.

В ночь на Рош Ха-Шана, начало нового 5386 года,[23] не смогли евреи освободить заключенных, ибо не раздобыли 800 пиастров, и старались утешить их, но не было утешения, ибо люди Отмана угрожали замучить их, если не получат недостающей суммы. Взывали они к Господу, и услышал он их стенания. Приехал из Дамаска командир, и с ним человек тридцать, и пошел к судье — с приказом выпустить заключенных. Собрались евреи во главе с нашими мудрецами, и пришли к дому суда. Поклонились, сказали прибывшему начальнику: «Добро пожаловать!», и рассказали ему, что Отман вытянул измором 10 тысяч 200 пиастров у евреев, которых схватил без всякой причины, и до сих пор удерживает шесть человек. И умоляли его вернуть награбленное, так как евреи обеднели совершенно, и для своего спасения вынуждены брать в долг под ростовщический процент. Судья и командир успокоили их: «Идите по домам, все будет сделано в лучшем виде».

Услышал Отман, что прибыли люди из Дамаска по вопросу захваченных евреев, и велел выпустить их. Господь сжалился над ними в полночь Рош Ха-Шана. Возрадовались угнетенные сыны Сиона неожиданному спасению Господнему.

На следующий день евреи с командиром из Дамаска пошли к дому суда послушать, что скажет судья относительно 10 тысяч пиастров. И обнаружили они, что судья превратился в другого человека, ибо подкупил его преступник Отман. Командир тоже признал, что судья виляет, и указал ему на это. А Отман прислал к дому суда начальника полиции, который прогнал евреев и запугал их, а командиру из Дамаска передал слова Отмана:

— Так сказал Отман: встань и уходи из этого места, беги на свое место, пока не схватили тебя и твоих людей.

Тот испугался и уехал. Когда он был на расстоянии одного дня пути, посоветовался Отман, и поехал за ним, догнал его и умиротворил, дав ему 700 пиастров и передав 5000 пиастров наместнику в Дамаске.

Вернулся Отман, и возжелал возместить потери — забрать у евреев 700 пиастров, которые отдал командиру, и 800 пиастров, которые не додали ему до 11 тысяч. И давил он на нас сильно и жестоко, до такой степени, что на утренней молитве Хошана-Раба[24] вынуждены были некоторые люди общины снять с себя одежду и отдать ее в счет уплаты злодею. И продолжали мы выполнять требования злодея. И вырос наш «долг» грабителю до 2000 пиастров.

В месяце Хешван[25] судья-преступник задумался, как еще прибавить себе золотишка, и решил он превратить одну синагогу в дом тхины.[26] Примерно сорок лет назад один муфтий, ненавидящий еврейскую религию, велел закрыть эту синагогу, поскольку она якобы уже была освящена, как мечеть, и доныне евреи не вернули ее себе и не восстановили былую славу. За наши грехи это место употребляли для всяких мерзких дел. И вот начал он строить во внутреннем дворе лавки, чтобы сдать их внаем ишмаэлим. Узнали об этом руководители общины, пошли к судье — просить за это святое место, которое евреи когда-то купили за полную цену, и показали ему купчую с печатью судебной инстанции. Несмотря на все это, злодей нагло потребовал: «Дайте мне 1000 пиастров, и я прекращу строить». Услышав такое, руководители не могли вымолвить ни слова, ибо уже сидели в долгах по уши, и не было у них сил доставать еще 1000 пиастров. Но потом они рассудили, зная способность судьи на клевету и наветы, что он придумает другую преступную уловку, если не получит сейчас 1000 пиастров. Поэтому они согласились взять в долг под процент 1000 пиастров, и отдать ему. Они взяли у него решение с печатью судебной инстанции, что этот дом был построен изначально евреями для синагоги, и никто не может помешать молиться в нем в любое время.

23-го Хешвана[27] пришла весть, что злодей ибн-Фарук вернулся из Мекки. Парнасим собрали всю общину и сказали:

— Все вы знаете, что мы пережили после прихода ибн-Фарука в Иерусалим, и до сего дня. Нам дают взаймы, одалживают нам деньги или равноценные вещи, так как наш народ, наши мудрецы и известные раввины — поручитель для всех, у кого доброе сердце. Да будет так и впредь, с Божьей помощью. Но мы не в состоянии более в одиночестве находить средства изо дня в день.

И объединились раввины в один союз, чтобы нести вместе общее бремя сохранения и укрепления ишува святого города. Вот их имена: Шломо Хадида, Иоэль ха-Леви, Ишай Муньйон, Шломо Романо, врач Яаков Абухав, Ахарон Ленвиз, Динар Маарави, Шломо бен Шанги.

 

2-го Кислева[28] вернулся злодей ибн-Фарук в Иерусалим. Парнасим принесли ему подарок, и поклонились ему. Он приветствовал их, справившись о здоровье, и сказал:

— Знайте, что я сильно потратился в дороге, и вы удостоились облегчить мне мои расходы. Не печальтесь, я не прошу от вас больше, чем положенный по закону ежемесячный налог.

Взял он от них 1300 пиастров, и велел передать воззвание:

«Вам, народы! Мохаммед ибн-Фарук обещает отныне и впредь все делать только по закону этой земли и по справедливости, и отныне каждому дано право уходить из города и входить в город, ибо земля наша просторна для всех, кто захочет уйти, селитесь и промышляйте на ней, и каждый пусть идет на свое место с миром!».

И в этот день он убрал наемников с городских ворот. Ибрагим-Ага стал, как прежде, первым заместителем, и в честь этого взял у евреев 300 пиастров, и успокоилась земля на двадцать дней.

21-го Кислева[29] проходил ибн-Фарук мимо крепости в Иерусалиме — Башни Давида. Комендантом крепости был некий Ага, который следил за ее сохранением и руководил всеми работами внутри. Он как раз пил кофе в воротах крепости. Увидев ибн-Фарука, он вскочил и поклонился ему:

— Окажи мне милость, господин, выпей кофе со мной.

Сказал ибн-Фарук:

— Пусть будет по-твоему!

Вошел он со своими людьми внутрь крепости, вытащил меч, и его герои сделали то же самое по его примеру, и прогнал Агу и его людей из крепости, поставив внутри своих людей. Командиром у них стал Отман-Ага. Уже назавтра он приказал возить камни из карьера, чтобы укрепить крепость, и работали строители днем и ночью, пока не укрепили по его желанию.

Услышали жители Иерусалима, что злодей захватил крепость, и замерли их сердца. Сказали они: «На этот раз пропала наша надежда, нас приговорили». Дошла молва до наместника в Дамаске: «Ибн-Фарук восстал против султана и захватил крепость». Воспылал он гневом, и направил своих посланцев – передать ибн-Фаруку: «На кого полагаешься, когда восстаешь против нашего господина султана? Немедленно верни крепость с миром, иначе пойду на тебя войной, и исчезнешь с этой земли».

Посланцам вручили подарки от имени ибн-Фарука. Наместнику он тоже послал подарок, и написал: «Упаси меня Господь восставать на султана, я вошел в крепость, это правда, но сделал я это только из беспокойства, ибо увидел, что Ага не заботится о ней, как следует, и она разрушается день ото дня, а я отстроил ее и укрепил». И судья засвидетельствовал это собственноручно. И был приятен наместнику дар ненавистника Иудеи и Израиля, и съел он деньги наши. А злодей ибн-Фарук вновь начал угнетать весь народ земли, как пес, вернувшийся к своей блевотине. Своей властью он открыл все склады, созданные Махмудом-баши, который правил в Иерусалиме до него, украл пшеницу и ячмень, и так сделал со всеми запасами продуктов в городе и окрестностях, и передал их в крепость — кормить военных.

13-го Тевета[30] жестокий грабитель и убийца, прозванный Пизадико, которого заместитель поставил наводить страх на сыновей нашего народа, от крика которого убегают, как от огня, из-за которого случился выкидыш у нескольких беременных и пропало молоко у нескольких кормящих, вошел в дом главы общины, Всевышний да убережет его, уважаемого раввина Ицхака Гаона, и спросил: «Где Ицхак, который обещал мне 10 пиастров и не дал?»

Ответили ему: «Нет его дома». А был он наверху, там у него бет-мидраш.[31] Услышав голос угнетателя, он закрыл двери чердака изнутри. Искал его угнетатель внизу, не нашел, и поднялся наверх, а там закрыто. Он выбил одну дверь, и вторую, но никого не было там, ибо раввин спустился по крыше на другой двор, и бежал. Спрятались он со своим другом, врачом Яаковом Бен Амрамом. Спустя три дня пришли представители общины, и рассказали, что, по слухам, гневается заместитель, что попрятались от него. И пообещали они сегодня же показаться ему на глаза. Пошли, поклонились до земли, и был он с ними строг, сказав:

— Я знаю, что вы дали недавно судье 1000 пиастров за синагогу, которая была закрыта, и за это судья дал вам подтверждение, что это ваш дом. Но почему вы не спасали его столько лет, почему не говорили об этом заместителю наместника? Плохо вы сделали, поэтому не выйдете отсюда, пока не дадите мне 5000 пиастров.

Пали они на лица свои, и сказали:

— Ты знаешь, наш господин, что закончились все деньги у нашего народа, и не осталось у нас ничего, кроме наших тел, погруженных в трясину долгов, и что ты делаешь со своими нищими рабами?

Плакали они, умоляли, но слова были бесполезны, тот молчал как очковая змея, заткнул свои уши, и не слышал постепенно затихающую мольбу.

Арестовал он врача Яакова Бен Амрама, и провел тот в тюрьме 10 дней. Под покровом ночи, в темноте, обходили город многие из нашего народа, стеная и плача, чтобы собрать подаяния, взять ссуды, деньги или вещи, продать или заложить, пока не выкупили врача за 3200 пиастров. Когда он вышел, попрятались все по домам и показывались только своим друзьям.

В те дни знаменитый раввин Иешаяху ха-Леви (Горовиц), и с ним главы ашкеназской общины, рискуя жизнью, бежали в Цфат, ибо силы их были на исходе, и они боялись за свои души.

2-го Швата[32] злодеи ибн-Фарук и Ибрагим-Ага поехали к заместителю султана, наместнику Дамаска, чтобы умиротворить его по поводу крепости, а в городе остался злодей Отман. Поехал ибн-Фарук в Багдад, место прежнего Вавилона, ибо там наместник султана воевал с персидским царем. Когда увидел его наместник, арестовал его, и не слышали мы о нем ни плохого, ни хорошего, месяцев пять. А на пятый месяц Отман потребовал от евреев 1300 пиастров, и дали ему.

После всех этих событий наместник в Дамаске назначил нового губернатора города — послал его взять Иерусалим из рук Отмана. Прибыл он в Рамлу, и послал приказ Отману — передать город в его руки. Отман отказался подчиниться. Он закрыл все ворота города камнями наглухо, и залил известью. Всех военных в городе он поставил на ворота и на стену, и вывесил красные флаги, показывая, что готов к войне. Он наполнил водой бассейны в крепости, и построил на ее стене высокую вышку, чтобы обозревать далекие расстояния, и установил по периметру стены несколько пушек. Он запечатал много колодцев, и жители города мучились от жажды. Он награбил у жителей продукты, масло, мед, передав все в крепость. Он приказал стражникам у ворот не выпускать ни одного человека. Когда евреи выносили за город мертвеца, наемники у ворот безжалостно кололи тело копьем, чтобы убедиться, что он мертв, и никто живой не покинет Иерусалим под видом мертвого.

Тревожились жители Иерусалима, ибо в Рамле у наместника Дамаска и губернатора собралось много войска воевать с Отманом. Народ торопился спрятать в тайниках все, что у него было, и каждое мудрое сердце приготовило место, где спрятать женщин и детей, на всякий случай. Но люди радовались: на этот раз вырвут злодеев с корнем из этой земли, и тревожились, чтобы артиллерия не разрушила город. Некоторые говорили:

— Лучше умереть на сухой земле, чем жить в городе под властью злодеев, которые не признают ни старца, ни младенца, извращают правосудие, отнимают суд у бедных и спешат награбить и отнять.

Наместник из Дамаска и новый губернатор Иерусалима стояли в Рамле два месяца, думая, что напугают Отмана, и он передаст им власть. Увидев, что он не сдается, ибо это человек дерзкий, они поднялись, и разошлись по домам. Вознеслось сердце Отмана: Я буду царствовать! Не прислушался он к посланиям и посланникам, которые ежедневно прибывали от наместника из Дамаска с требованием передать город в руки нового губернатора, похваляясь:

— Сила моей руки сделала мне честь и почет! Мой меч уничтожит всякого, кто возжелает забрать Иерусалим из моих рук!

В месяце Адар[33] люди Отмана украли одного верблюда, нагруженного дорогими вещами, которые послала в Газу госпожа Бройла своему брату, раввину и мудрецу Элиэзеру Арха.

И женщина просила раби Шмуэля ха-Леви, врача, который лечил Отмана, похлопотать за нее, чтобы вернули ей украденные вещи. Тот пошел, просил, и Отман сказал ему:

— Сейчас не говори больше ни слова, приди завтра.

Назавтра он арестовал раби Шмуэля, и запросил выкуп 400 пиастров. Все самое лучшее из вещей госпожи Бройлы он забрал себе, остальное вернул — по просьбе наместника Газы, который отозвался хорошо о вышеупомянутом мудреце и своем лекаре Элиэзере Арха.

Вскоре прибыли письма из Константинополя, в которых султан назначил судьей в Иерусалиме Хусан-эфенди вместо Абдал-Ала-эфенди. Забеспокоился судья, даст ли Отман ему уйти с миром, и вытащил из тайников все свое имущество, оделся, чтобы его не узнали, и покинул город со своими нагруженными слугами, 15-го Адара.[34] Обрадовались все жители города, а вместо него судил Мохаммед Гэуни, пока не прибыл назначенный судья.

 

10-го Нисана[35] потребовал Отман у евреев 1300 пиастров, и дали ему, а 25-го схватил таможенника, сборщика налогов Ишмаэля, ответственного за здания в городе, и велел бить его кнутом и мучить скорпионами, и подвесили его, требуя выкуп 6000 пиастров. Таможенник сказал начальнику полиции:

— Евреи должны мне 700 пиастров, пожалуйста, возьми у них, в счет шести тысяч, — и дал вексель, подписанный рукой парнасим.

Послал начальник полиции за раввином Иоэлем ха-Леви, и сказал ему:

— Этот вексель дал мне таможенник, чтобы получить от вас деньги. Принеси мне поскорее 700 пиастров.

Плохо стало раввину. Не знал он, откуда взять так быстро деньги. Спросил он в сердце своем: Как же спастись из этой беды? Пошел к Отману, и сказал ему:

— Прошу, мой господин, начальник полиции давит на меня оплатить 700 пиастров таможеннику, но оплатить вексель могут только парнасим, Яаков бен Амрам и Ицхак Гаон, подписавшие его.

Он успокаивал себя: «Они спрятались, и не будет им никакого ущерба от моих слов».

Таможенник, который тоже находился пред Отманом, возразил:

— Но эти деньги я одолжил всем евреям, а ты говоришь, что только они могут оплатить?

Спросил Отман:

— Где эти люди?

Тот ответил:

— Не знаю.

Сказал Отман:

— Я их найду, они мне все выплатят.

Узнав об этом, парнасим испугались, и решили спрятаться в доме соседа. Вышли они за порог дома, а начальник полиции и его люди уже окружили соседние дома, забравшись на крыши. Их схватили, и отвели в тюрьму. Спросил их начальник полиции:

— Вы согласны, что должны таможеннику 700 пиастров?

Те ответили:

— Да, согласны, но еще не истек срок выплаты.

Начальник полиции:

— Заплатите скорее, и пойдете по домам.

И были они 8 дней под стражей, и не могли найти деньги. Пошел начальник полиции к Отману, и сказал:

— Эти парнасим только делают вид, что обеднели, а у них полно богатства, и я сейчас вытяну из них 10 тысяч пиастров, а затем повешу их на дереве.

И повели их в полдень, с непокрытыми головами, по улицам города, из тюрьмы в крепость, с веревкой на шее, как приговоренных к повешению. Увидел их раввин Иоэль и другие евреи, и испугались. Пошли раввины Иоэль и Шимонк Отману, умоляли его, и снизили выкуп до 5200 пиастров. Парнасим привели к Отману, чтобы они своими устами обязались выплатить эту сумму. Они просили дать им 30 дней для поиска денег. Но разгневался злодей, и приказал начальнику полиции повесить их на пороге их домов. А сам вышел из крепости, и пошел в купальни.

Узнали евреи, и стали готовиться к молитве. Собрались они в доме учения Талмуд-Тора, и воззвали к Господу Богу, плакали и умоляли, разбитые и угнетенные. Объявили пост, и поднялся вопль о помощи, какого еще не было. Стоял плач в Иерусалиме, ибо не было более сил выносить боль и страдание. Но надо было выкупать глав общины, и они набрались мужества, и сказали, что отдадут свои тела и души для их спасения, и, если потребуется, заберут их силой из рук злодея, и будь что будет!

Услышали парнасим приговор злодея. Вывели их во двор крепости, и обратились они к праотцам, которые на Небесах, каялись и молились, и готовились отдать свои души ради освящения имени Всевышнего и искупления его народа. Сказали они друг другу:

— Пойдем, бросим жребий, спросим у судьбы, может быть, Господь будет милостив и скажет нам, что конец — лучше начала, и пусть слова подадут нам знак.

Открыл Яаков бен Амрамсвою книгу, и прочел начальные строки страницы справа:

«Ибо искупил Господь Яакова и спас его от руки того, кто сильнее его».[36]

По его примеру Ицхак Гаон тоже открыл книгу, и прочитал начальные строки на странице справа: «Не притеснит его враг, и злодей не будет мучить его».[37]

Утешился Ицхак. Возродился дух у Яакова, несмотря на то, что он не видел то, что видела его судьба. Евреи пришли в крепость, и подкупили Булук-башу, тысяче-начальника, одного из самых главных начальников, и умоляли его, и сжалился он над ними, пошел к Отману просить за арестованных, и тот разрешил дать им 10 дней. После этого он ждал еще 45 дней, удерживая их под стражей, пока не закончили выплачивать 5200 пиастров и 700 пиастров таможеннику, и еще 1300 пиастров сверх этого.

В месяце Сиван[38] прибыл Хусан-эфенди в Рамле, и нашел там много ишмаэлим, бежавших от злодея, и рассказали ему обо всем, что с ними случилось, и как ибн-Фарук и его люди разрушили весь город. Задержался судья на несколько дней в Рамле, и Отман передал ему через посланцев: «Приезжай с миром, приму тебя с большим почетом, и сделаю все, что скажешь». Хусан ответил посланцам Отмана: «Передайте своему господину, что не войду в город, пока сначала он и его люди не выйдут из крепости, и не передадут ее в руки наместника в Дамаске. А если он не повинуется, я вернусь в Константинополь, и доложу султану, что он бунтовщик. Я уверен, что не услышу более тех шептунов, которые изучают до сих пор заслуги ибн-Фарука и его окружения, и надеюсь, что всех их будут преследовать, и доведут дело до конца».

Ожесточил Отман свое сердце, и не обратил внимания и на этот раз.

Прошло три месяца. Увидев, что Отман не сдается, Хусан-эфенди вернулся в Кушту. Он нашел там уважаемых раввинов Шмуэля бен-Сида, Шмуэля Тардиола (бежавших из Иерусалима), Хаима ди Шириза(из Рамлы),которые удивили сановников Кушты рассказами о событиях в Иерусалиме. Поведали они султану о деяниях ибн- Фарука. Судья Хусан-эфенди явился к султану после них, и дополнил их слова: «Не только ибн-Фарук восстал против султана, а все правители вокруг Иерусалима пошли за ним, и нет ни одного, осознавшего вред для власти султана, и растут выступления рабов, ибо все правители, услышав о деяниях ибн-Фарука, делают, как он, в гневе, и с оружием!»

Разгневался султан, и приказал своему заместителю в Дамаске: «Всех людей ибн-Фарука вырвать с корнем из Иерусалима, и воевать, если необходимо, и не прекращать, пока его голова не слетит с плеч!»

10-го Сивана[39] около двадцати душ вышли из Иерусалима, в основном женщины и дети, чтобы идти в Газу. До появления звезд они прятались за городом, а с наступлением темноты вышли в путь. Чтобы нанять одного осла, они обратились к людям из деревни Силуан, где неторопливо текут воды Шилоаха:

— Имеется ли у вас осел, чтобы сдать его нам внаём?

Все закричали: Я сдам! Я сдам! Разгорелась между ними большая ссора. В конце концов, евреи получили осла, и отправились в путь. Но один негодный человек рассердился, что не у него взяли осла, побежал и донес страже у городских ворот:

— Большая группа евреев бежала из города, следуйте за ними скорей и догоните.

Несколько наемников погнались за евреями, догнали, ограбили, привели в город, заключили под стражу. Рассказывали, что только у женщин уважаемого раввина Яакова ха-Леви Сахнедриотняли больше 8000 пиастров золотых и серебряных вещей, драгоценных камней и жемчуга. И у остальных забрали все, не оставив им ничего.

А в 25-ый день этого же месяца[40] прибыл в Иерусалим Ибрагим-Ага, и с ним губернатор Иерусалима Хусан-баша, брат наместника в Дамаске, заместителя султана. Ибрагим нашел своего брата Отмана спящим, разбудил его и сказал:

— Когда ты уже прекратишь упорствовать, и уйдешь из этого города? Знай, что горьким будет твой конец. Наместник арестовал ибн-Фарука, и я пришел донести до тебя приказ — передать город в руки губернатора, который приехал со мной. Если ты откажешься, умертвят ибн-Фарука. Слушай и делай, что приказано — передай город, и спасешь ибн-Фарука от могилы. Вставай, пойдем в Шхем, ты и я, власть в Шхеме передадут ибн-Фаруку, а меня поставят казначеем.

Ответил Отман брату:

— Ну и пусть наместник убьет ибн-Фарука, что тебе до этого? Нам хорошо царствовать в этом городе и в крепости, прославимся и станем, как великие.

И он показал огромное богатство, награбленное с тех пор, как ибн-Фарук покинул город. По-другому взглянул Ибрагим на брата, и спросил:

— А что будем делать с губернатором?

Отман ответил:

— Я задержу его, не позволю покинуть город, а ты иди себе в свою землю, в Шхем. А брату его твердо скажем, что им меня не одолеть.

Ибрагим одобрил план Отмана, и ушел в Шхем. А губернатор направился к дому суда, предъявил приказ своего брата о его назначении правителем Иерусалима, и велел судье поставить на нем печать. Именно в это время пришел к судье посланник от Отмана, и передал ему:

— Береги себя и свою душу, не ставь печать на этом приказе.

Судья подчинился Отману. Губернатор приказал немедленно возвращаться по той же дороге, но Отман не дал ему выйти из города, и поставил его на снабжение согласно его статусу.

В те дни бежал ибн-Фарук от руки заместителя султана, и в последний день месяца Тамуз[41] он подошел к Иерусалиму. Над извилистыми тропами сухой и пустынной земли парил орел. Он знал, что Отман все еще у власти. Его мать рассказала ему про величие Отмана, который царствует вместо него, командует народом, как вельможа, и земля покорилась ему, как продажная девка. Он даже хотел завладеть самой красивой из его жен.

Сказал ибн-Фарук в сердце своем: «Надо исхитриться и убить этого негодяя, который не торопился спасать меня. Сколько раз я мог потерять свою голову, пока был закован в кандалы, а он не пожелал выйти из Иерусалима!» Сдержал он себя, а на третий день месяца Ав[42] вошел в крепость, нашел Отмана на вышке, которую он построил на одной из стен Башни царя Давида, мир праху его, выхватил меч, и поразил Отмана в сердце. И убил его.

 

Жители Иерусалима радовались смерти злодея. Евреи благодарили Бога, что свершился суд над преступником. Ибн-Фарук выпустил воззвание, в котором выказал пожелание – каждому вернуть украденное Отманом. Разумеется, он ничего не вернул, все это было сказано с одной целью — показать, что Отман все свои злодеяния совершал сам, не считаясь с ним. Ибн-Фарук обманул губернатора, сказал ему, что власть в городе принадлежит ему, ибн-Фаруку, и вскоре должен прибыть приказ от заместителя султана. Если приказ через некоторое время не прибудет, он передаст ему власть немедленно. Прошло несколько дней, и «пришел» фальшивый приказ, выдуманный ибн-Фаруком. Дал он губернатору подарки и ценности, и отправил его из города.

 

После смерти Отмана, да сотрется имя его, ибн-Фарук попросил евреев облегчить бремя его расходов на дорогу, которую он совершил, и взял у них 600 пиастров. Парнасим, и другие евреи, говорили, что не могут более это выносить, и просили общину назначить других людей для исполнения этой святой миссии – добычи средств. Вышли из руководства общиной Яаков бен Амрам и Ицхак Гаон, но для выплаты долгов ишмаэлим у них осталось это звание – парнасим.

Схватили раби Иоэля ха-Левипо приказу ибн-Фарука, привели к нему, и он спросил:

— Почему ты не служишь мне, как служил Отману?

С этим «обвинением» он вытянул из общины 520 пиастров.

 

И пошел ибн-Фарук в Газу, оставив письменный приказ своему заместителю — забрать у евреев 4000 пиастров, не считая возложенных на них налогов из расчета десять на сто, которые составляют 1300 пиастров. В день Хошана Раба[43] заместитель приказал схватить парнасим, и привести к нему. Пришли его люди в синагогу, когда община выходила после утренней молитвы, схватили врача Яакова бен Амрама и Ицхака Гаона,ибо они не знали других парнасим, и повели их к заместителю. Пошли с ними раввины Давид Тардиола и Шимон Коэн, представитель общины. Показал им заместитель копию постановления суда, который дал ему ибн-Фарук, и они не издали ни звука, ибо ослабел их дух. Посадил он всех под стражу, кроме представителя общины. Каждый умный, видя зло, прячется. Почти вся община попряталась. На следующий день, в праздник Симхат Тора, не было радости и веселья, опустились руки, поник дух, охватила нас боль. Арестованные сидели в темнице восемь дней, их пугали, что будут мучить до тех пор, пока жизнь не станет совсем горькой, и они принесут 2600 пиастров с благодарностью. Отпустили раби Давида, и он старался вместе с другими исполнить эту святую службу — достать деньги. Через несколько дней отвесили на глазах заместителя около 1000 пиастров.

Вернулся ибн-Фарук. Он знал, что султан принял решение причинить ему зло, и у него один выход – уйти из Иерусалима. Он велел вывести арестованных, и сказал им:

— Давайте платите по-быстрому выкуп, иначе вас ждут страшные муки.

Раби Давид и его товарищи не знали, где еще достать деньги, или равноценные деньгам вещи, и спрятались. Злодеи взялись за арестованных Яакова бен Амрама и Ицхака Гаона, чтобы взвалить на их плечи бремя выкупа. Денег не приносили, гнев злодея все более разгорался, и по его приказу их жестоко били, и меняли тюремное заключение по пять раз на день. Их отдали в руки жестоких людей, которые каждый день приводили их в синагогу, там били и истязали на глазах у всей общины. Схватив за бороды, их тащили, волокли и швыряли туда-сюда. Подвешивали за руки, соединив ладони за спиной, связывая левую руку с правой узами ненависти. Вставляли между пальцами крепкие толстые палки, и крепко перевязывали их, так что пальцы были, как в тисках. И было много других мучений. Хватали и других людей, били и истязали. И снова пожалел их Булук-баша, один из самых жестоких людей, ибо видел, что иссякла рука еврейской общины, и сказал ибн-Фаруку:

— Вот, замучил я парнасим, и дали они тебе около 2000 пиастров, и я видел своими глазами, как они продавали посуду, домашнюю утварь, и не осталось у них ничего, кроме их тел, они в твоих руках, делай с ними, что хочешь, а я не хочу их больше мучить.

Ответил ибн-Фарук:

— Заплатят 2000 пиастров, и пойдут домой.

В полночь 27-го Хешвана,[44] в ночь святой субботы, заместитель и его люди окружили двор раввина Ицхака Цваха,поднялись по лестнице на крышу, открыли ворота двора изнутри, и вошли во двор. Раввин сидел и учился. Полагая, что это воры, он громко закричал. Заместитель сказал ему: «Быстро открой мне!». Но раввин боялся, и закрыл дверь изнутри еще крепче. Они начали ломать дверь мечами. Один меч попал в щель двери, и ранил раввину голову и руку. Раввин бежал через другой выход на крышу, и скрылся в доме соседа. Враги сломали дверь, не нашли раввина, и украли все вещи, найденные в доме, стоимостью примерно 25 пиастров. Схватили жену раввина и угрожали, что убьют ее, если она не скажет, куда бежал муж. Она сказала, что он бежал через крышу. Они погнались за ним с факелами. Поскольку на дороге видна была его кровь, они нашли его. То же самое сделали в домах раввинов Хаима Пуаха и Иосефа Али. Всех посадили в крепость, и били, приговаривая: «Поторопись со своим выкупом!».

Назавтра врача Яакова бен Амрама и Ицхака Гаона тоже привели в крепость, и всех заключенных вновь били жестоко и долго, кроме одного раввина, который весь истекал кровью от побоев. Раздетых, их поставили под проливным дождем, руками Хаима охватили остальных, и так всех связали, а Хаима подвесили к ним, и холодный дождь хлестал его, и мучили их, пока они не согласились произнести, что дадут за себя выкуп — злодею 3000 пиастров, и заместителю 300 пиастров.

Еще схватили раввина Яакова Лириа и хасида Шломо из Тирацина, благодаря которому «постановление суда» было выполнено. В этот день избитые заключенные собрались, и дали взаймы врачу Яакову бен Амраму и Ицхаку Гаону40 пиастров, которых им не хватало до суммы их выкупа 2000 пиастров. Они хотели, чтобы те вышли на свободу, и постарались собрать деньги на их выкуп. Назавтра их выпустили. С ними вышел также Ицхак Цвах,который,кроме потери своих домашних вещей, был принуждён дать заместителю и его людям 75 пиастров, и его освободили окончательно, ибо злодей видел, как он истекал кровью. Они втроем старались найти деньги на выкуп заключенных, но им не удавалось. А люди злодея все это время били арестованных: один уходит, другой приходит, и так им опостылело это, что каждый из них стал приносить злодею понемногу из того, что приходило в руки, кто больше, кто меньше.

Между тем, благодаря милости Бога к своему народу, из Дамаска направляли посланцев, чтобы принудить злодея передать город в руки губернатора Хусан-баши. Ибн-Фаруку передали приказ султана — убить его, если он не покинет город. Дрогнуло сердце злодея, и пообещал он передать город через несколько дней.

А вот что рассказали его домочадцы: приснился ему сон, что стоит перед ним старый почтенный человек, закутанный в плащ, и хочет задушить его своими руками. Испугался злодей, и спросил: «Кто ты?» А тот отвечает: «Я царь Давид. А ты знай, что умрешь, если еще хотя бы один раз уснешь на этой земле». Пробудился ибн-Фарук ото сна, и колотится душа его. Стал он паковать награбленное добро, и грузить его на верблюдов. Он использовал Иерусалим до такой степени, что город стал, как пучины вод без рыбы. А наместник в Дамаске поставил его правителем Шхема.

Заключенные оставались в тюрьме еще три ночи, до 12-го Кислева.[45] Именно этой ночью из города Господа нашего в один момент чудесным образом был выкорчеван злодей ибн-Фарук со своими людьми, никто не остался. Вышли из темницы раввин Хаим Пуах, который заплатил 1100 пиастров, свою треть выкупа. Вышел хасид Шломо из Тирацина, и раввин Яаков Лириа, у которого сторож в тюрьме украл 12 пиастров. А злодей ибн-Фарук на этом не прекратил свои преступления. Он забрал с собой раввинов Тувью Канпуса и Иосефа Али, как пленных, ибо один не доплатил 100 пиастров из своей трети выкупа, а второй – 400 пиастров из своей трети. Он также хотел забрать с собой врача Яакова бен Амрама и Ицхака Гаона, но Всевышний не допустил этого, они бежали и спрятались.

 

Наутро мы благодарили Всевышнего в нашем доме молитвы за то, что вырвал из нашей земли и избавил нас от врага ибн-Фарука. Раввины и руководители общины обходили город, собирали еду и самое необходимое для бедняков и нищих, и у евреев была большая радость. Наполнился Иерусалим весельем, но терзала и тревога за двоих евреев, которые в плену у злодея, ибо он грозился убить их. Но Господь сжалился над ними, и спас их. Оказалось, что в Шхеме все это время находился новый губернатор Иерусалима Хусан-баша. Он поговорил с ибн-Фаруком «по душам», и убедил его отпустить евреев. Вернулись они в свои дома в 15-ый день этого месяца.[46] Этот день стал настоящим праздником. Возрадовалась гора Сион и сыновья Иудеи, ибо не знали радости ни в одну из суббот, пока злодей был в Иерусалиме.

12-го Кислева[47] город Иерусалим был передан в руки Хусан-баши. А 16-го[48] он прибыл сам, собственной персоной.

22-го Кислева,[49] когда исполнился год после захвата ибн-Фаруком крепости, по приказу Хусан-баши повесили на дереве напротив крепостных ворот Агу, который был тогда комендантом крепости, и зачитали приказ: «Так будет с каждым, ответственным за крепость султана, и не отдавшим свою жизнь ради ее спасения от бунтовщиков». И не убирали его тела с дерева три дня.

Так закончился путь злодея ибн-Фарука, который грабил и притеснял Иерусалим, обыскивая его днем с огнем в поисках добычи. Бог видел, и будет судить, и мщение воздаст врагу, ибо захотел Святой, Благословен Он, чтобы очистились руки этого человека. Назначит Он над ним нечестивого, и обвинитель пусть стоит по правую руку его, и да будет на погибель потомство его[50] за все зло, которое он сделал нашему народу в целом.

 

Я не знаю, кто подсчитает неисчислимые раны, нанесенные евреям ни за что, которых он унизил и растоптал, забрав у них все, что имели, а потом то, что взяли взаймы под процент у ростовщика, чтобы спасти свои жизни. Ущерб, причиненный общине, гораздо выше описанного в этом повествовании. Никто не подсчитал шерстяных и шелковых одежд, золотых ценностей, которые ежедневно вымогали и грабили. Сколько раз обвиняли невинных людей, чтобы завладеть их вещами, уловками и хитростью принуждали человека выкупать свою же вещь за полную цену, или за двойную и выше. Затраты росли, и выросли в колоссальную сумму. И это в условиях, когда в домах полностью иссякли деньги. А ведь каждый человек — женщина, мужчина, вдова, сирота — дают деньги на содержание общины — на случай беды. Ашкеназская община выплачивает пятую часть всякого ущерба. Влиятельные лица общины оплачивают различные мероприятия согласно их статусу. Также необходимо поддержание опустевших домов, в частности, домов людей, которые верой и правдой стараются для общины во имя Всевышнего. Лидерам сефардской общины приходится быть передовым отрядом для всего Израиля, тогда как у ашкеназов община существует только для них самих. На Субботу выделяются средства для закупки у ишмаэлим города масла из оливок и кунжута, зерен кофе и мыла в больших количествах, сто – двести, по высоким ценам, как требуют притеснители, но продают евреям в общине по ценам значительно ниже. И вот в настоящее время все мы — мужчины, женщины и дети – отданы в руки живущих на этой земле ишмаэлим за 50 тысяч пиастров, и ростовщический процент увеличивает эту сумму больше чем на 10 тысяч пиастров в год.

И в заключение: С момента прибытия ибн-Фарука в Иерусалим мы не знали покоя, тишины и отдохновения, ели хлеб свой в трепете, пили воду свою в тревоге, и даже ночью не знали покоя, сон ушел от нас, враг и нужда наводили на нас страх. Пришла гниль в наши кости, и внутренности наши раздражены. Укрывались мы в полдень собственной тенью, как ночью. Мрак и тьма покрыли землю. Отец ради сына, и сын ради отца, искал убежища в скале, и укрывался прахом — из страха перед злодеями, которые сеяли ужас в стране живых. И весь этот гнет закончился 12-го Кислева.[51] В этот день спас нас Господь от руки злодея ибн-Фарука, да превратится он в высохшее дерево.[52]

 

Всем, у кого доброе сердце, пусть пожертвует во имя искупления своей души, для укрепления города Бога нашего и на спасение его народа и его Земли, и будет ему хорошее благословение в Судный день, и будут прощены грехи наши, и будем мы свободны от рук тиранов и ненавидящих нас. И возвеселимся вместе. И будет отстроен Иерусалим вскоре, уже в наши дни. Амен, да свершится воля Его.

Примечания:

Последний абзац написан парнасим — руководителями общины, которые послали эту Хронику событий за пределы Эрец-Исраэль.

Хроника была напечатана в виде специальной брошюры, с предисловием и призывом о помощи раввинов Эрец-Исраэль и раввинов Италии, в Венеции, в 1636 году.

Вторично Хроника была напечатана с предисловием, примечаниями и ссылками на источники Элиэзером Ривлиным в Иерусалиме в 1928 году.

К следующей главе.

 

---

[1] 1625 год

[2] Мидраш Танхума, Шмот: «Никогда Шехина (Божественное присутствие) не отходит от Западной Стены»

[3] Ишув — еврейское население

[4] Наемные солдаты

[5] Ишмаэлим(ед. ч. ишмаэль) – так евреи называли арабов, считая их потомками Ишмаэля, сына Авраама и рабыни египтянки Агари.

[6] Здесь Шейх – имя, а не должность.

[7] Кушта (Константинополь)

[8] вместо Шейха-эфенди

[9] 5 января 1625 года.

[10] Парнасим – буквально «попечители», ведавшие всеми делами общины, избираемые общиной для заботы о материальных нуждах и для представительства перед властями.

[11] Гуруш. Здесь сефардская форма. Гуруш, или Пиастр турецкий — турецкая монета, введенная султаном Сулейманом II в 1687 г., чтобы заменить обращавшиеся тогда в Турции австрийские талеры. В дальнейшем тексте — пиастр.

[12] февраль-март

[13] Гедалья Кордоверо, сын раби Моше Кордоверо

[14] Старейшина общины, представитель общины перед властью

[15] апрель-май 1625 года

[16] 14 мая 1625 года

[17] 6 июля 1625 года

[18] 14 июля 1625 года

[19] 12 сентября 1625 года

[20] Праздник Ид аль-Фитр, начинается с заходом солнца последнего дня Рамадана.

[21] Горовиц, автор книги «Две скрижали завета», совершил алию в Эрец-Исраэль в 1623 г.

[22] Так в тексте: Хаим Ди Шириш, хотя в «Указателе имен» во 2-ом томе книги указано имя: Хаим Ди Шириз.

[23] 2 октября 1625 года

[24] в седьмой день праздника Суккот

[25] октябрь-ноябрь 1625 года

[26] кушанье из размолотого кунжута

[27] 23 ноября 1625 года

[28] 1 декабря 1625 года

[29] 20 декабря 1625 года

[30] 11 января 1626 года

[31] Дом учения

[32] 29 января 1626 года

[33] март 1626 года

[34] 12 марта 1626 года

[35] 5 апреля 1626 года

[36] Йирмеягу (Иеремия), 31:10

[37] Теиллим (Псалмы), 89:23

[38] июнь 1626 год

[39] 4 июня 1626 года

[40] 19 июня 1626 года

[41] 23 июля 1626 года

[42] 29 июля 1626 года

[43] 11 октября 1626 года

[44] 16 ноября 1626 года

[45] 1 декабря 1626 года

[46] 4 декабря 1626 года

[47] 1 декабря 1626 года

[48] 5 декабря 1626 года

[49] 11 декабря 1626 года

[50] Теиллим (Псалмы), 109:6,13: «Назначь над ним нечестивого, и обвинитель пусть стоит по правую руку его. И да будет на погибель потомство его»

[51] 1 декабря 1626 года

[52] Наместник в Дамаске сместил ибн Фарука, но бремя долгов с евреев Иерусалима никогда не было снято.