Приключения возрожденного ишува в Тверии 1740 — 1743 гг.

Даровал ему Господь благоволение важных персон города, и в особенности правителя этой земли, шейха Дахира-ал-Омара. Слухи об этом шейхе разошлись по всей Земле Израиля. Испокон веков на дорогах устраивали засады и грабили, и можно было пройти только под охраной пятидесяти вооруженных всадников. Во времена шейха тишина и покой наполнили землю, правители всех городков признали его главенство над собой, и называли его «шейх шейхов» (как «Песнь Песней»), и теперь по этим дорогам проходят и приходят, и деньги просто спрятаны в одежде, нет позора и унижения. Все кланяются шейху, ибо он нагнал страху и уничтожил множество бедуинов — народа из ишмаэлим, жителей шатров, ибо именно они грабят и разбойничают на дорогах.

При близком знакомстве шейх оказался рассудительным и покладистым, дом его всегда открыт, для каждого находится кусок хлеба — для того, кто прибыл, и для того, кто возвращается, всех наций и языков.

До прибытия в страну раввин два года находился в Измире в должности главного раввина. Когда шейху стало известно, что раввин намеревается посетить свою Землю, он отправлял ему письмо за письмом, повторяя: «Встань, поднимись, наследуй землю Тверии, землю отцов твоих». Действительно, дедушкой раввина был раби Яаков Абулафия, благословенна его память, раввин города Тверии до ее разрушения.

Шейх оказал большой почет раввину по его прибытии в Тверию, подарил дорогие одежды, как у царя, и ни в чем ему не отказывал. Два года раввин строил дома и дворы для евреев, и построил роскошную синагогу, каких нет в Земле Израиля, красивую баню, место для рынка и кунжутную масло-давильню, стал мостить дороги, а также распорядился посадить виноградники и засеять поля. С каждым днем крепла любовь к раввину, и все люди Тверии, довольные и бодрые, радовались до восторга, что земля успокоилась от страха и злодейства, и ничто им не угрожает.

 

Прошли два с половиной года покоя, как при царе Соломоне, и в году 5502, 26-го Ава,[3] раввин неожиданно получил письмо из Дамаска от важных сановников, Хаима Фархи и Иосефа Лусати, да хранит их Всемилостивый, финансистов на службе у Сулеймана-паши — заместителя султана, наместника Дамаска и окрестностей. Вот содержание письма:

«Известно ли моему господину, что вышел указ султана, и слышали его в Дамаске, что Сулейман-паша собирается немедленно идти на Тверию, чтобы силой и твердой рукой повалить ее стены до самой земли, и взять голову шейха Дахира, правящего в этой земле. Этот паша объявил по всем окрестностям, что срочно выходит большая армия воевать с Тверией. Он заготовил оружие и военное снаряжение всякого рода, артиллерийские батареи, камни для баллисты, которые можно запускать с расстояния в шесть миль, один камень убивает двадцать душ, если они находятся в одной компании, а также может расшатать, разбить и разрушить стены и строения. Поэтому народ, который останется в Тверии, будет сам виновен в своей гибели. И пусть наш господин раввин со всей общиной поторопится выйти из этого места и бежать, чтобы спасти жизнь, средства и имущество. Чтобы ничего не оставил. Всё пусть отправит в Акко, так как в Цфат, в еврейский квартал, придут люди паши — следить, чтобы никто из чужих евреев туда не пришел. И пусть никто из вас не попадет в беду из-за огромного войска».

Таково содержание письма, отправленного из Дамаска раввину в субботний вечер.

Испугался народ Израиля, и сказал: Что же Господь делает нам?

Пошел раввин к правителю земли шейху Дахиру-эль-Омару и рассказал ему о том, что угрожает ему и этой земле, ибо люди в городе еще ничего не знали. Шейх ответил, что до него тоже доходили слухи, но он не верил им по следующим причинам:

1) Если бы приказ уничтожить Тверию исходил от султана, то придворные евреи Куштантины[4] послали бы гонца к раввину, чтобы спасти его и всех, кто с ним.

2) Если бы приказ уничтожить Тверию и ее правителя исходил от султана, то исполнял бы приговор не наместник в Дамаске, а наместник в Сидоне, так как Тверия находится под властью Сидона, и султанские налоги платит Сидону.

3) Почему султан приговорил меня, в чем я согрешил? Я не бунтую против власти, все тяготы несу, налоги султану плачу из года в год, как было предписано с давних времен, с избытком.

После всех этих рассуждений шейх заверил раввина, что не надо бояться, что все это наглая ложь. Этот паша из Дамаска давно ненавидит шейха, он ему завидует, и хочет, запугав шейха, получить крупный куш. Это его уловки, он велел своим придворным евреям написать письмо раввину, ведь если раввин убежит из этих мест со своими людьми, то силы шейха ослабеют. Не могли евреи сами написать это письмо, они ведь не будут обманывать раввина или шутить с ним.

Пошел раввин домой повеселевший, ибо рассуждения шейха убедили его, и тотчас он распорядился написать в ответном письме две строчки, что все написанное ими — козни паши, и не надо ему верить. Он отдал письмо в руки связного, ибо ему было велено не возвращаться без ответа.

 

Через пять дней пришло второе письмо:

«Наша информация верна. Мы со слезами на глазах пытались умилостивить пашу, чтобы он позволил раввину уйти, и он сказал нам: Передайте раввину от моего имени, пусть идет в Цфат, с книгами и имуществом, ибо я намерен разрушить Тверию до основания».

 

Раввин тотчас отправил письмо шейху со словами: не отчаивайся, ведь это письмо повторяет прежнее. Шейх ответил: второе письмо подтверждает, что он хочет напугать меня, кроме того, наместник Сидона, правитель нашей земли, написал мне следующее:

«Не пугайся слухов, он не ступит на нашу землю, я встречу его с мечом. Я предупредил его: не наноси мне ущерба, не трогай налогов султана, шейх Дахир исправно платит все налоги, со всех моих селений, которые мне даже неведомы, он поручитель за них всех, он дает мне, а я — султану».

Таковы были слова наместника Сидона шейху. Он показал письмо раввину. И отныне раввин больше не обращал внимания на слова евреев из Дамаска.

 

Жители окрестных деревень говорили шейху:

— Мы слышали о приговоре султана. Если слухи верны, мы уйдем из деревень, мы, и дети, и все, кто с нами, и поднимемся к тебе в Тверию, чтобы спасти наши души и наше имущество в городе, укрепленном и окруженном стеной, и окажем тебе помощь в войне.

Он отвечал им:

— Это ложь, не уходите никто со своих мест.

 

5-го Элула[5] шейха известили, что вчера паша вышел из Дамаска с большой армией на войну с Тверией. Увидели люди, что шейх укрепляет свою небольшую башню на подступах к Тверии, на расстоянии одной мили от города, устанавливая в ней орудие. Эта башня не раз защищала Тверию, и паша уже дважды приходил и не мог взять город — башня не пускала. В первый раз он стоял 15 дней у города, но пришел приказ султана, что его сместили с высокой должности, и он ушел, разочарованный. Второй раз, когда паша был наместником Сидона, он стоял 8 дней, — тогда пришли к компромиссу, и он ушел.

 

Увидели евреи эти военные приготовления, смутились их сердца, и сказали они в страхе: значит, это правда, и паша действительно идет на Тверию. Пошли они к раввину и сказали ему:

— Что будем делать? Поднимемся в Цфат или спустимся в Акко?

Раввин подивился их словам, и ответил:

— Что я сделаю? Я оставлю святой город и прекрасную синагогу? Я столько трудился, столько вложил усилий, телесных и финансовых, еще до того как привели меня сюда посмотреть на Тверию и ее заселение. И я пойду, оставив наши дома и все наше? Уже не осталось времени всё вывезти. После выхода паши из Дамаска дороги разрушены, и это опасно. И вот еще что: если уйдем из города — это неуважение к шейху, стыд и позор, это вызовет к нам злобу и ненависть на многие поколения. И еще одно не позволяет мне уйти: какая нам выгода вызывать зависть и ревность у других народов? Если уйдем, они, живущие с нами на этой земле, из зависти разрушат наши дома и все наше, говоря шейху: «Какая тебе польза от того, что ты привел евреев сюда, ведь они покидают твою землю именно сейчас, стыд и позор тебе». Если кто-то бежит из города, сердца тех, кто остается, могут дрогнуть, как дрогнуло сердце беглеца. И еще: они, как и мы, не обученные военные, готовые рисковать своими жизнями.

И еще раввин добавил к сказанному:

— Куда я пойду, если я стар и сед, и не могу больше уходить и приходить. Когда я пришел три года назад из Акко в Тверию, я лежал на смертном одре целый год из-за тягот пути, хотя мы продвигались еле-еле, и я пребывал в радости и веселье, и несмотря на то, что я совершил несколько путешествий до того, как прибыл сюда в город. И все же я заболел. Как же бежать сейчас, в скорби и печали? Если я пойду в Цфат, как советуют уважаемые евреи, потому что дорога туда более близкая, сердце мне подсказывает, что она более опасная из-за большой армии, проходящей там, особенно для меня, ибо можно, не дай Бог, попасть в какую-то историю, связанную, в частности, со строительством синагоги. Например, меня могут арестовать, заковать в кандалы, и вымогать от меня большие деньги. Лучше нам полагаться на Господа нашего, Бога Израиля, который выбрал эту землю, и помог мне, и дал мне силы отстроить Тверию за немногочисленные дни. Несомненно, все это от Господа, ибо, если Господь не построит дом — напрасен труд строителя. Господь спасет нас и от тех, кто идет на Тверию. Мы уверены, что Господь страстно желает, чтобы мы заселили Землю Израиля. Заслуги всех праведников и мудрецов, танаим и амораим,[6] похороненных в этой земле, спасут нас и эту Землю.

И он принял решение не уходить.

 

На следующий день он велел праведникам по исполнению заповедей Торы и по добрым делам идти в пещеру, где похоронены Раби Хия и его сыновья Иехуда и Хизкия,[7] которые подобны Аврааму, Ицхаку и Яакову…Там Рав Гемнуна Саба, упоминаемый в «Зогар», о котором сказал раби Ицхак Луриа Ашкенази, благословенна его память, что у него душа Моше Рабейну, мир праху его. Там Рав Гона Рейш Глота, корни которого от царя Давида, мир праху его. Пошли и молились, обливаясь слезами при звуке шофара,нашему Господу Богу, чтобы он смилостивился над Землей Израиля и над ее обитателями.

 

А шейх все еще не мог примириться с мыслью, что паша идет воевать с ним, и строил разные предположения, что, может быть, он пройдет по дороге в трех часах пути от города, как делал обычно каждый год, собирая налоги со своих селений. Из-за его сомнений приготовления к войне в башне шли неуверенно, он даже послал своих лучших людей, 50 всадников – лучников, объехать деревни и проследить, чтобы люди паши не причиняли им ущерб, проходя по дороге. Но уже назавтра прекратилось движение, дороги закрылись от страха перед пашой, который неумолимо приближался. Закрыли ворота городской стены. Шейх послал людей, готовых к бою, на сторожевые посты.

Назавтра вечером, в субботу, уже можно было разглядеть армию паши не далее одного дня пути, в горах на север от Тверии. Увидели бесчисленные шатры. И шейх раскаялся, что поверил наместнику в Сидоне. И опечалился, что не позволил жителям деревень придти со своими животными и со всем добром, ибо теперь люди паши заберут весь хлеб и злаки, молодое виноградное вино и оливковое масло для пропитания и снабжения своей огромной армии. Много людей осталось за городской стеной. А у него в городе было всего 600 бойцов, владеющих мечом и луком, и 400 — не умеющих воевать, как следует. Эти 1000 человек были разделены на четыре части и направлены: на башню, на городскую стену, на две стороны моря, чтобы враг не прошел морем, хотя это трудно было сделать — воды было мало, по грудь, но с каждым днем жара шла на убыль, и вода прибывала. Поэтому шейх поставил охрану и на море.

 

В тот же день прибыл посланник от наместника Сидона. Он заверил шейха, что пашу предупредили — не подходить к Тверии, но тот не подчинился, и собирается осадить город. И еще наместник передал шейху: «Напади ты со своими людьми, и убей его. Это будет справедливо, а я отвечу перед султаном». Посланник остался в Тверии, ибо боялся уезжать, чтобы не убили его люди паши. Шейх послал людей через море на небольших кораблях к своему брату Саиду, который жил в городе-крепости Дир-Хана, с посланием:

«Так и так сказал мне наместник Сидона, поэтому собери большую армию, всех воинов-бедуинов, у всех шейхов, которые подчиняются мне, и пусть будут у тебя, готовые к войне. Когда я буду нуждаться в них, и увижу, что не могу одолеть притеснителя, сообщу тебе, и нападете на них внезапно из засады, и убьете пашу и всех его солдат».

Брат так и сделал. Привел много воинов, и стояли они в Дир-Хане. А шейх укреплял дух у всех жителей города, говоря: «Не бойтесь армии паши, у меня наготове большая армия, находится у моего брата, они выйдут и перебьют их».

 

На следующий день, в святую субботу, в 9-ый день месяца Элул[8] взошло солнце над землей, и Сулейман-паша, наместник Дамаска, пришел в горы Тверии с большой армией и сильной рукой. Он приблизился к башне, стоящей в горах. Из башни пушка выпустила один снаряд, и убила за один раз 14 человек. Воины паши бежали, примерно на 4 мили от башни, и там разбили лагерь. Жители Тверии радовались: это знак! Если в первой атаке у них убитые, и они отступили, значит, это начало их падения и бегства.

 

А вечером с заходом солнца пушки «тирос» и «конверс» начали метать на город ядра, гранаты и бомбы. Стреляли днем и ночью, чтобы расшатать, разбить, разрушить. Но чудеса Господни множились бессчетно — ни один дом не был разрушен, ни один человек не был убит, а ведь один снаряд может повалить несколько домов. Так, снаряд «конверс» весит от 15 до 36 окиёт,[9] а 200 конверсов уже упали на Тверию. И чудеса Господни множились, ибо даже сорок таких снарядов достаточно для захвата большого города. И многие, почти все, падали в море. Долетевшие до города пролетали над крышами домов, почти касаясь земли на крышах, и падали на улицах, иногда полностью зарываясь в землю. Дети выкапывали их, и приносили шейху, а он давал им мелкие деньги. Некоторые снаряды разлетались в воздухе на мелкие осколки, которые тоже не причинили никому вреда. Жители Тверии, евреи и неевреи, ходили по улицам города, а конверсы пролетали мимо, не задевая их. Домашний скот, лошади, ослы паслись на улицах. На многих крышах были разложены деревья для сушки, и искра от снарядов их не коснулась. Все неевреи, и многие израильтяне, ставят на крышах домов шалаши из тростника и дерева, чтобы уберечься от жары, и ни один шалаш не загорелся. Несколько конверсов попали в еврейский переулок, и во двор дома раввина, где все время ходят люди, и это было большое чудо, хвала Господу, что не повалился ни один дом, и не погибла даже курица. И было это для народа Израиля знаком милости Божьей.

Перестали летать конверсы, закончились. Шейх собрал своих министров и советников, и сказал им:

— Уже 14 дней паша воюет со мной и с городом, но не разрушил ни одного дома и не убил ни одного человека. Мне этого достаточно, чтобы понять, что Всевышний на небесах поддерживает нас. Но скромность в данном случае важнее величия, и я намереваюсь унизить себя, и послать паше-врагу подарок, назначение которого передать: как велика скромность шейха, у которого в городе никто не убыл, и не упала самая дряхлая стена, а он, тем не менее, уступает. Может быть, благодаря этой небольшой взятке, паша пойдет на примирение со мной, и уйдет в свою землю, будучи со мной в мире. Если я унижу себя пред ним, я окажу уважение власти. В конце концов, он наместник султана, и, главное, он Эмир Хадж, ответственный за паломничество в Мекку, таков обычай — паша в Дамаске финансирует проведение хаджа ишмаэлим раз в году, и он уже семь раз ходил с этой миссией. Учитывая его высокий чин, я уступаю.

Так он говорил своим министрам и мудрецам. И все одобрили его слова:

— Речи твои убедительны, хороши, и слаще меда.

Шейх тут же послал жену своего отца, старую женщину, владеющую даром речи, поговорить с пашой. Так принято у арабов — когда они хотят попросить что-то у важного лица, они посылают мудрую женщину.

 

Пошла старая женщина к паше, а впереди шли двое слуг — вели лошадь стоимостью 1000 арье.[10] Жители Тверии радовались — сейчас паша наверняка помирится с шейхом, и придут они к компромиссу. Взоры всех устремлены в сторону лагеря — увидеть, как паша примет женщину и подарок. Но они видят, что она уже возвращается — спускается с горы без лошади. Сказали: подарок принят — значит, был смысл. Но она еще не прошла и половину горы, как паша уже послал стрелы и камни из баллисты. Опечалились люди: Видно, не будет пока мира.

 

Пришла старая женщина к дому шейха грустная и растерянная, и сказала:

— Паша – фальшивый, и обычаи у него кривые, подарок взял и отправил меня ни с чем, лишь сказал, что не сдвинется с места, пока не получит твою голову, и пока не разрушит городскую стену до основания. И добавил: «Если жители города хотят спасти свои души, пусть предадут шейха в мои руки или, по крайней мере, пусть снесут башню, тогда я уйду. У меня приказ султана. И если откажутся сделать так, как я сказал, то войду в город и в гневе уничтожу мечом всех — от младенца до старика».

Так сказал паша старой женщине.

 

Услышал народ эти слова, и весьма огорчился, и затрепетал, особенно израильтяне. Шейх успокаивал их:

— Не бойтесь и не страшитесь. С чистым – чисто, а со строптивым – по строптивости его.[11] Я проявил уважение к власти, чтобы не сказали, что я не хотел уступить наместнику султана. Но отныне: кто пришел убить тебя — убей его раньше.[12] Все мои воины в Дир-Хане, у моего брата, я пошлю за ними, и они придут к нам. Пусть не слабеют ваши сердца, ибо вы видели чудеса Господни, до сего дня конверсы никого не погубили и ничего не разрушили.

 

Этими словами шейх укрепил сердца людей. Он тотчас направил гонца через море с посланием брату Саиду: «Не хочет паша мириться со мной, намерен убить меня. Наместник Сидона велел мне напасть на пашу и убить его, а он потом оправдает меня перед султаном, что я, мол, по справедливости убил его. Я должен знать, есть ли в его словах правда, и то ли у него на уме, что и на языке. Отправь сейчас же с торговцами из Франции мое послание наместнику Сидона: Пусть он придет с небольшим количеством своих людей в Цфат или в Акко, поближе к Тверии, чтобы люди убедились, что наместник Сидона пошел воевать с пашой из Дамаска, ибо тот вторгся во владения Сидона, разрушил деревни вокруг Тверии и осадил Тверию. Если вы увидите, что он поднялся в Цфат, нападите внезапно на пашу и убейте его и его войско, но чтобы разнеслась молва: наместник Сидона напал на пашу и убил его. А если он не захочет так сделать, то будем знать наверняка, что у него снаружи не то, что внутри, и что он и паша — заодно». Так передал шейх брату Саиду.

 

Тем временем они узнали, что паша послал наместнику Сидона послание: «Пусть не тревожится душа твоя, что я окружил Тверию, и пусть не страдает душа твоя из-за султанской казны — всю сумму, со всех твоих поселений, я обязуюсь выплатить».

Тайно узнали об этом шейх и его брат, а жители Тверии ничего не знали. Вернулся гонец из Дир-Ханы, но войско не прибыло. Сожалели люди, что понадеялись на них.

 

Один человек из стана паши известил тайно шейха, что паша послал в Хайфу за двумя большими пушками — «тирос», ибо конверсы закончились и, к тому же, не принесли успеха. Паша надеется с их помощью разрушить стену. Плохие слухи добавили волнений евреям.

 

Но, несмотря на обстрелы, евреи не прекращали ходить в синагогу утром, вечером и днем, и каждую субботу раввин проповедовал, как положено, и заверял их:

— Мир вам, не бойтесь, и познаете, по истине и по правде, что паша борется не с людьми Тверии, но с Шехиной. Море Тверии посылает знак Шехине, а в этом море колодец Мирьям,[13] и он тоже посылает знак Шехине. Господь защитит вас. Ваши глаза видят все деяния Господни. Силен Он, ибо много конверсов упали в море, а дошедшие до города не причинили вреда. Крепитесь, Господь с нами.

С Израилем спасутся и неевреи. Они проводили на стенах дни и ночи. В знойные дни и студеные ночи стояли на посту, следили, чтобы враги не приблизились к стене. И убивали врагов. Всю ночь часовые громко перекликались, как принято у них, от захода до восхода, чтобы не уснуть. А израильтяне в своих домах — ели и пили за столами, спали на кроватях, и всякой еды было вдоволь, разве что немного дороже, ибо после прихода паши ничего нельзя было свободно принести из деревень.

 

Прибыли «тиросы» из Хайфы. Паша принес с собой из Дамаска четыре пушки такого типa, но они были маленькими, их разрывной снаряд весил всего 100 драхм, а у новых превышал 2000 драхм. Выпустил он на город и на стену около 1500 снарядов. Но они вели себя так же, как и прежние. Ни один не упал на дом, ни один человек не был убит. Благословен Творящий чудеса.

 

И решил шейх во второй раз послать к паше старую женщину. Он рассуждал так: «В первый раз его сердце еще не ослабело, он был уверен в этих новых бомбах, а сейчас, когда и от них нет пользы, возможно, примирится со мной».

Пошла женщина к паше, и слуги вели лошадь стоимостью 500 арье. И на этот раз он подарок взял, а женщину вернул с пустыми руками.

В этот же день из лагеря паши прибыло письмо от раби Иосефа Лусати к раввину:

«Евреи, будьте очень осторожны, берегите себя, соберитесь все в одном месте и спрячьтесь, и пусть раввин пришлет двух своих сыновей в лагерь паши, я получил на это разрешение, это будет лучше для них, чем находиться там, у вас, и бояться».

Но не хотел раввин посылать к нему своих сыновей, и ответил так:

«Тот, кто охранял евреев до сего дня, сохранит и спасет их и далее».

 

И стали люди роптать и жаловаться шейху:

— Где твои люди и твои солдаты, стоящие в Дир-Хане, ты уже унизился пред пашой дважды, чего ты еще ждешь, почему не приводишь своих солдат убить пашу, ведь он хочет убить тебя?

Шейх ответил им:

— Мои мысли — не ваши мысли, ибо я думаю о будущем, которое придет. Я могу вывести солдат только в двух случаях. Первый – если наместник Сидона придет мне на помощь, поднимется в Акко или в Цфат, тогда мы выступим, и, если убьем пашу, все будут говорить, что это наместник Сидона убил. Второй – даже если наместник не придет мне на помощь, но я увижу, что могу не спасти себя и свой город, начнут гибнуть люди, будет разрушена стена, и появится опасность, что она падет, — я немедленно выведу войска. Но до настоящего времени я ничего не потерял, у меня те же силы, что и раньше, люди здоровы, стены крепки, и Небеса поддерживают нас. Зачем же мне на свою беду выводить войска и убивать пашу, ведь отменится хадж, срок которого подходит, и люди скажут султану: Видел ли ты этого человека, который убил твоего заместителя и отменил хадж? Этот человек подлежит казни! А кто не боится гнева султана? Кто устоит пред его яростью? Моя задача — спасти мой город и людей. А вы стойте на своем посту, наблюдайте, и каждого, кто приближается к стене, уничтожайте. А нападать на их лагерь и убивать — нет у меня желания, и нет у меня желания брать на себя убийство паши, пусть это будет в руках Всевышнего.

 

И все удивлялись его мудрости и дальновидности.

 

А паша, увидев, что самые сильные орудия войны не сделали ничего, сказал себе: «Как же мне сделать, чтобы закрыть все дороги, чтобы нельзя было послать гонца ни по морю, ни по суше? Со временем закончатся у них продукты и порох, без которого не смогут воевать, и жители Тверии сами отдадут мне город и шейха, чтобы не умереть от голода».

И он послал в Акко сказать жителям: «Берегитесь, не давайте Тверии ни питания, ни боеприпасов! Кто даст — будет убит». И поставил наблюдателей у входа в Акко, и на всех дорогах, чтобы никто не прошел в Тверию. Кроме того, ему доставили из Сидона два небольших корабля, которые спустили на море, с бойцами, — наблюдать за кораблями шейха и захватить их, если появятся.

Но эти меры не помогли. Жители Акко все были за шейха, и посылали ему все, что было нужно, в тайниках, под покровом ночи. И корабли ничего не добились. Корабли шейха были сильнее, они брали 100 человек в паре, а лодки паши только тридцать. Из-за этого лодки паши, завидев корабли шейха, удирали. Из лагеря паши обстреливали корабли шейха, но не прицельно, снаряды пролетали мимо. Это было большим чудом.

 

Министры паши послали шейху послание:

«Видим, что тебе помогают Небеса, и мы полагаем, что у паши уже смягчилось сердце, и он раскаялся за свое зло, но не принято, чтобы он унижал себя пред тобой. Поэтому подумай, и пришли в третий раз жену своего отца, и он не отправит ее с пустыми руками, пусть придет и поговорит с ним, а мы придем к тебе вслед за ней, и исполним, как она скажет».

 

И вновь послал шейх женщину с лошадью по цене 100арье. Министры были приветливы, но слова паши были тяжелы для слуха: «Если хотите, чтобы я помирился с ним, пусть выполнит два условия. Первое – башня должна быть повалена до земли. Второе – я обязан пройти внутрь Тверии со своими солдатами, зайти через одни ворота, и выйти через другие. Так я поклялся, когда выходил сюда».

 

Ответ шейха был таков: «Не смогу выполнить ни одно условие, ибо не верю ему. Я не дурак, чтобы валить башню, которая дорога мне, как мачта кораблю. А пустить его со всем войском в город — это сдать город, и сдаться самому. Однако, он может выполнить свою клятву, согласившись на два моих условия: я выкину из башни несколько камней, и назовем это разрушением, а он пройдет по моей земле, взяв с собой только десять человек».

 

Министры – посредники не смогли повернуть колесо к миру, но принесли большую пользу народу Израиля, чтобы он выполнил заповедьчетырех видов растений на праздник Суккот. Все заповеди были выполнены: трубили в шофар, поставили сукку, покрыли ее ветками, все нашлось, и все было сделано по закону, и праздник провели в радости, «веселье черпания воды» провели ночью, но весело и с песнями, с барабаном и арфой. Другие народы воевали, звуки летящих из баллисты камней поднимались до небес, а Израиль в синагоге огнями и громким пением славил Господа. Все было у Израиля, но из четырех растений был только лулав — пальмовые ветви, так как пальмы растут в городе. Не было трех остальных растений, ибо город был закрыт с пятого дня месяца Элул.[14] Израиль был очень озабочен — как же выполнить эту заповедь? И все семь дней праздника Суккот израильтяне говорили: «Завтра Господь сделает для нас». Так говорили изо дня в день. И наступил седьмой день праздника Суккот (Хошана-Раба), и они сказали: все, время прошло. Но именно в этот день случилось чудо, ибо вместе с министрами – посредниками в деле мира пришел к ним один еврей, из придворных паши. Он считал, что время подходящее, можно не бояться. А послал его вышеупомянутый раби Иосеф Лусати, и дал ему в руки этрог,[15] адас[16] и араву.[17] И нарвали израильтяне пальмовые ветви, и выполнили заповедь с четырьмя растениями, благословили весь народ, произнесли благодарственную молитву, что дожили до сего дня, и так радовались, что от счастья текли слезы.

 

И велел паша привести из Дамаска длинные лестницы, сделанные из кедра. Пятьдесят лестниц привезли в лагерь, и показали их людям на стене, чтобы те убоялись, и сдались.

В святую субботу, первую после праздника Суккот, после утренней молитвы, увидели люди со стены множество всадников, едущих из стана паши на юг от города, а стан был к северу от него. И не было человека в городе, кто не наблюдал бы за этим войском.

План паши был таков: хитростью захватить башню, охраняющую город с севера. Все увидят, что войска поехали на юг, и подумают, что паша будет брать город с юга. Все защитники кинутся на юг, на башне не останется никого, или почти никого, люди паши придут с лестницами, и поднимутся на башню.

Но не было в стане паши желающих бежать с лестницами к башне. Паша убедил их, рассказав о своей хитрости, благодаря которой северная сторона опустеет, все побегут воевать на юг. Он также подкупил их, давая обещания и соблазняя бедных или легкомысленных людей. Он говорил идущим с лестницами: на расстоянии в одну-две мили от вас я ставлю большое войско, как только они увидят, что вы подходите к башне, они побегут к вам, и поднимутся на башню.

Понесли они лестницы. Но Господь разрушил все планы паши. Хотя большинство дозорных из башни перешли на южную сторону — посмотреть, что будет делать такое большое войско, но на каждом посту кто-то остался. Увидев несущих лестницы, они позвали тех, кто ушел на южную сторону, и послали в город за помощью, так как им раскрылась хитрость паши. Из города поспешили на помощь. Люди на башне подождали, пока люди с лестницами приблизятся, и стали кидать в них камни из баллисты, и убили шестьдесят человек. Сто защитников вышли из башни, чтобы снять с убитых оружие и одежду, и убили еще около сорока человек. Остальные атакующие отступили, с поломанными руками и ногами.

Вернулись защитники в башню, и подняли наверх оставленные лестницы.

 

Огромная радость охватила жителей Тверии в тот день. Земля раскалывалась от различных звуков: плача и причитаний, крика людей и детей, нарастающего шума из башни, визга летящих снарядов, взрывов, и так без конца. Вот возвращается войско, вышедшее утром на юг, уверенное, что уже установили лестницы, и они тоже пойдут туда, как приказывал паша. И над всем этим стоял крик женщин и детей, которые еще не знали, что защитники башни победили. А когда увидели эти лестницы, которые принесли в город, радость охватила всех, и евреев, ибо думали они в этот день, что вот-вот войдет паша, и занесет над ними свой меч, и будет мстить, как ему захочется.

 

И еще большое чудо свершилось в тот день, от руки Господа, связанное с тем войском, которое стояло в миле от башни. Когда люди из башни атаковали принесших лестницы, пришло на помощь все это войско, но защитники башни одолели их. Когда вышла сотня людей из башни раздеть павших, в них стали стрелять из пушки, но снаряды не долетели всего четыре локтя, и это было чудо.

 

И послал паша в Акко за орудием «тиро» — мортирой, стреляющей бомбами. Доставили одну мортиру. Вес бомбы превышал 4000 драхм (больше пуда). Он хотел посмотреть, смогут ли бомбы тиро повалить башню.

Шейх, узнав, что паша послал за тиро, сразу же велел мастерам построить еще одну стену шириной в четыре локтя, примыкающую к стене изнутри. Он сказал: если повалят наружную стену, ее заменит внутренняя стена.

Паша не знал об этом. Он послал на башню больше 500 бомб, но со стены отвалилось несколько наружных камней. И паша понял, что так он башню не повалит, и послал оставшиеся снаряды на город — повалить там дома или убить людей, но безрезультатно.

 

Хотя паша ни в чем не преуспел, сердце его еще более ожесточилось. Он приказал рыть подземный ход к городской стене длиной две мили, чтобы открыть «секрет» стены и заложить в нужном месте взрывчатку, которая пробьет брешь в стене. Туда ворвутся солдаты — убивать и уничтожать. И начали рыть. Люди Тверии заметили это, и испугались, сказав: На этот раз нам не спастись. А шейх ответил им: «Крепитесь и мужайтесь, я, с Божьей помощью, нарушу их планы». И велел своим рабочим, чтобы они тоже начали копать подземный ход из города, точно напротив того места, где роют люди паши. Туннель шейха должен выйти за пределы города на четыре локтя от наружной стены, и там повернуть и пойти вокруг стены. Шейх поставил охрану, которая следила за рытьем днем и ночью. Если доберутся землекопы паши до стены, охрана должна пройти через этот ход и уничтожить их, тем более что из-за узости прохода продвигаться будут по одному. Так замысел паши был нарушен.

 

Но всего этого паша не знал, и бахвалился про себя: Ни один араб не перехитрит меня.

 

И рыли туннель, и продвигались. А тем временем привезли паше из Дамаска около двухсот мешков. Их наполнили землей и установили перед лагерем для защиты от снарядов, летящих со стены. Кроме того, уложили мешки друг на друга до высоты башни, на удалении от нее в одну милю, и с этого сооружения посылали снаряды внутрь башни, чтобы уничтожать людей, и было чудо, что никто не был убит. Наоборот, были погибшие среди людей паши, в том числе от дневного зноя и ночного ледяного холода, особенно от дождей, которые Господь обрушил на землю на три дня и три ночи. Отчаялись люди паши, ибо видели, что ничего не достигли, и Господь совершает для Тверии чудеса, и некоторые уже бежали. А у паши упрямство нарастало, он был тверд.

 

Министры вновь обратились к шейху:

— Попытайся, будь любезен, на этот раз получится, сила паши ослабела, но он не унизится пред тобой, лучше умрет, и подходит время хаджа. Отправь к нему своего брата шейха Йусуфа, и пусть слова его будут желанными и приятными, пусть окажет паше почет и уважение, и его сердце смягчится, и он скажет: «Вот теперь видят все люди и мои воины, что он послал своего брата, что он сдается и отступает предо мной, и теперь наверняка я помирюсь с ним».

Ответил им шейх:

— Нет у меня к вам больше веры, и не отправлю даже раба, даже рабыню, что толку, что я унижал себя трижды, четвертого раза не будет. И ещё. Я опасаюсь, что он может погубить моего брата или держать его при себе, или будет водить его в железных цепях, и тогда буду вынужден ради любимого брата выполнить все, что он захочет.

Но те дали ему строгую клятву, под их честное слово, что брат вернется живой и невредимый. А он ответил: мне нужна гарантия. Прислали ему в залог самого важного министра.

Пошел шейх Йусуф к паше, и слуга ведет десять верблюдов – подарок за аудиенцию. А министр сидел в доме шейха Дахира до возвращения брата.

 

Вернувшись, брат передал требования паши:

— чтобы повалили немного башню,

— чтобы отдали весь налог со всех окрестных деревень ему, паше из Дамаска, а не в Сидон.

 

Шейх ответил, что паша привел с собой своих бедуинов, которые обобрали и унесли все из окрестных деревень, разорив их полностью, и крестьянам не с чего платить налог.

На это паша сказал, что компромисс возможен только при уплате суммы в 100 кис.[18] Шейх даже не поблагодарил его за этот «компромисс».

 

Прибыл министр из Кушты, от султана, передать, что приближается время хаджа, и пусть паша поторопится, выходит в дорогу, чтобы не опоздать. Паша умолял, чтобы разрешили немного задержаться, ибо надеялся на подземный ход. Он позвал начальника землекопов, и спросил:

— Скажи мне правду, сколько потребуется дней, чтобы дойти до стены и открыть ее секрет? Тот ответил: еще 15 дней. Паша сказал ему:

— Смотри, на 15-ый день не будет готово — снесу твою голову.

 

Пошел начальник, торопит землекопов, давит на них, чтобы рыли на четыре локтя больше в день. После пяти дней тяжелой работы вошел он внутрь туннеля, и стал измерять веревками, сколько локтей прорыли, и сколько осталось до стены, и увидел, что туннель не идет к стене, а огибает ее. Землекопы ответили ему, что они делали, как он велел, и как он показал. Он был в ужасе, пошел к паше с поникшей головой, и сказал:

— Вот я пред тобой, делай со мной, что хочешь, нет мне оправдания, я старался, сделал работу за пять дней вместо десяти, а она ничего не стоит. Я опасаюсь, что какой-то мудрец из евреев внутри города заколдовал или заговорил дорогу с помощью имен, чтобы она изогнулась.

Спросил паша: Что будем делать? Тот ответил:

— Вот мой совет. Если мудрец заколдовал дорогу нашими именами, то пошли за евреями, пусть они копают, не будет еврей заговаривать по еврейским именам. И пусть это будет большой тайной, чтобы не узнали в городе, что евреи копают, а то заколдуют и их.

Привели насильно десять евреев из Цфата. Хочешь — не хочешь, а полезай под землю и копай. Был среди них один еврей, имевший с собой небольшие деньги. Он хотел откупиться, чтобы вырваться оттуда. Он считал, что их призвали на принудительные работы для султана, чтобы сэкономить на наемных рабочих. Обидно ему — места этого не знает, и хлеб скуден, и вода скудная. И сказал он начальнику:

— Отдам тебе мой заработок, только отпусти меня из этого туннеля.

Тот ответил:

— Если даже отдашь мне заработок за вас всех, не отпущу тебя, ибо так нужно, чтобы именно евреи копали этот туннель.

Этот еврей узнал тайну только после своего освобождения.

 

Уже десятый день работали евреи, но тоже не приблизились к стене, так как шли по извилистому пути, на юг, а не к стене, которая на востоке. Это Господь ввел их в заблуждение. В этот день паша позвал начальника землекопов к себе, мол, уже прошло 15 дней, ты не выполнил обещание. Сильно избили его, паша даже хотел повесить его на дереве.

 

1-го Кислева[19] пошел 81-ый день со дня прибытия паши из Дамаска. В этот день у него закончились все снаряды и боеприпасы, и на землю снизошли тишина и покой.

2-го Кислева,[20] на 82-ой день после прихода паши под стены Тверии, был праздник Ид, что идет за Рамаданом. Шейх сказал себе: «Снова пошлю паше что-нибудь в честь радости Ид, а не ради просьбы или пожелания. Таков обычай у нашего народа». Так и сделал. Послал со своим рабом, а не с министром, четырех верблюдов, и написал в письме: «Этот дар послан моему господину в честь радости праздника Ид, чтобы год прошел у него под хорошим знаком. Этот дар — ниже его величия, но сравним с моим».

 

Пошел раб с верблюдами в горы, и привели его к главному министру, и взял он письмо у раба, прочитал и сказал:

— Не видел я человека более мудрого и благородного, чем этот шейх.

А паше он сказал:

— Посмотри, какой терпеливый и скромный человек. После того, как ты остался ни с чем, не знаешь, что делать, не было у тебя ни одной удачи, а он не потерял ни одного человека, не упал ни один дом в городе, и перебил он множество твоих людей, и все-таки посылает тебе подарок. А тебе не приходит в голову, что он знает о том, что наш туннель ничего не стоит? Ты думаешь, что он, наблюдая за нашими землекопами, боится туннеля, но это не так. Ни одно движение в нашем стане не проходит мимо его внимания. Под покровом ночи, в темноте, идут к нему люди и рассказывают все, что происходит и произойдет у нас. Потому что у него удача во всех делах, и все любят его. Он знает, что туннель не пойдет прямо, так как он сам вырыл глубокий туннель вокруг стены, и ждет, когда мы туда явимся, чтобы захватить нас.

 

Послали вновь уважаемые министры, посредники в деле мира, требования паши шейху:

— сбросить с башни два ряда камней,

— заплатить налог.

Шейх отвечает:

— Я не дам ему никакого налога, потому что он разрушил мои деревни, однако дам ему в дар 30 верблюдов. Также от башни ничего не отобью, разве что после того, как он удалится на расстояние в три дня пути. Если не захочет отойти, пусть сидит здесь, хоть целый год, я не боюсь.

Паша, учитывая, что ни в чем не преуспел, и должен идти в хадж, и, главное, что у него сидит министр самого султана из Кушты, который давит на него и торопит, согласился на предложение шейха. Но попросил, чтобы шейх прислал ему своего сына под залог, что разрушит несколько камней с башни. Шейх в ответ попросил у него гаранта – важного министра из Дамаска, который будет сидеть у него дома до возвращения сына.

Так и сделали, шейх дал своего младшего сына, а министр пришел в дом шейха.

 

И наступил мир. 3-го Кислева,[21] на 83-ий день после прихода паши под стены Тверии, паша приказал людям выйти из туннеля. Вышли и евреи – землекопы, и пошли в Тверию. Расспрашивали их евреи Тверии — ведь уже три месяца они ничего не знали. И рассказали эти евреи, что, за наши многочисленные прегрешения, в Цфате уже три месяца чума, и несколько израильтян умерли. Теперь люди Тверии знали, что это Господь позаботился и закрыл Тверию на три месяца, чтобы люди из Цфата не принесли чуму. Также они поняли, что это Господь ожесточил сердце паши, чтобы показать всем народам чудеса. Ведь мир, который наступил после трех месяцев, мог наступить еще на 14-ый день после прихода паши, когда шейх уступил первый раз, послав к паше жену своего отца. Но если бы тогда все закончилось, говорили бы: «Если бы он привез большие пушки, или лестницы, или корабли, или вырыл туннель; если бы я был на его месте, я бы давно разрушил башню и город».

Но Господь ожесточил его сердце, как сердце фараона в Египте, чтобы знали все народы, что нет нации, и нет народа, который будет править в Тверии, на Святой Земле, лежащей в центре Эрец-Исраэль. Ибо «Тверия» — от еврейского слова «табур» — центр. И также от Господа то, что шейх не верил, что паша придет в землю Тверии, и оставил немного людей, и были скудны запасы продуктов, и люди вне города ничем не могли помочь в этот трудный период. Если бы он верил, и привел бы большое войско в Тверию, и убил бы пашу, или вынудил его уйти — это не было бы чудом. Чудо именно в том, что защитников было немного, и дороги закрыты, и у паши большая армия, и делал разные уловки, и хитрил, и применял различные средства войны, и все равно ничего не достиг. Это чудеса Господни.

 

И узнали люди доподлинно, что в тот день, когда прибыл посланец от раби Иосефа Лусати, чтобы забрать сыновей раввина, решил паша: «если отправит раввин своих сыновей, буду издеваться над ними, пока не выплатит мне выкуп семь кис, а если наотрез откажется заплатить, убью их». По этой же причине паша заставил евреев, своих финансистов, послать раввину пугающее письмо, настаивающее, чтобы раввин шел в Цфат. Там паша смог бы делать с ним все, что захочет, и забрать у него много денег. Но Господь подсказал раввину не выходить из города и не отдавать своих сыновей. Раввин полагался на Бога. Он говорил: «Я строил Тверию своими собственными силами, и Бог не разрушит ее, ибо страстно желает ее заселения».

Право обетования и заслуги праведников, в пещере которых раввин молился перед приходом паши, защитили их.

 

И, тем не менее, люди еще не верили, что паша уходит, защитники находились на своих постах, во всеоружии, между башней и стеной, ибо опасались, что паша может применить очередную хитрость, и войти в город.

 

И ушел паша. 4-го Кислева, в святую субботу,[22] на 84-ый день после прихода под стены Тверии, ранним утром паша со всем войском пошел в свою землю. Никто не остался.

В радости пошел народ Израиля в синагогу. Раввин проповедовал, как каждую субботу, прославляя чудеса Господни. После проповеди он произнес благодарственную молитву за спасение от опасности. И повелел, чтобы мы выполняли свои обязанности и отвечали «Амен». Голос его был напевным и приятным, как в праздники, и устроили в этот день пир, и веселились. И еще с согласия раввина взяли на себя и на потомство обязанность: отмечать четвертый день месяца Кислев каждый год пиром и весельем, как в праздник Пурим.

Во имя чудес, которые свершил Господь. Амен.

 

Второе чудо

 

Уходя, паша взял с собой сына шейха. Он думал, что присутствие сына шейха повысит его собственную значимость, но все жители его города вышли навстречу посмотреть на сына шейха. Они говорили: «Пойдем, посмотрим на сына льва – ведь наш паша за три месяца не смог одолеть его отца со всей своей армией, пушками и мортирами! Вернулся ни с чем. Воистину, его отец – лев».

И стал паша в глазах всех насмешкой. Стыдно было пред соседями. С ним перестали считаться в городе. Спрашивал он у советников и мудрецов, что делать. И посоветовали ему, чтобы он после хаджа продолжил воевать с Тверией. Когда зависть переполняла его, он кричал: «На этот раз не вернусь, пока не разрушу Тверию до основания, даже если растрачу все свои деньги».

После ухода паши шейх собрал своих министров и советников на совещание, и сказал им: «До каких пор мы будем в этой западне? Для нас было бы хорошо сообщить султану, чтобы он знал, что это враг, что у него злоба и ненависть ко мне, а я не бунтую против власти, не дай Бог, надо, чтобы султан знал о нас правду».

Пошел шейх в Акко к французскому консулу — просить об одолжении, чтобы он вместе с консулом в Сидоне рассказали о событиях последних месяцев послу Франции в Куште, и попросили его похлопотать за шейха перед султаном.

Так и сделали — послали письма послу, что они свидетельствуют о шейхе, как о бесхитростном и скромном человеке, которого они хорошо знают. Все дары и подношения, каждая вещь, посланная в Европу из этих мест: пшеница, масло, шерсть, виноград, и тому подобное — все это благодаря шейху. Он ведет праведную жизнь и не восстает против власти. Все, что писал о нем паша из Дамаска – ложь, ибо причина его ненависти – зависть.

Так написали консулы послу, и просили, чтобы посол уговорил султана выдать шейху документ, подписанный и скреплённый печатью султана, в котором будет сказано: «Шейх, со слов таких-то свидетелей, не против власти, а наоборот, очень ей предан». С этим документом ни один паша, ни из Сидона, ни из Дамаска, ни нынешний, ни будущий, не сможет над ним издеваться.

И раввина шейх попросил свидетельствовать о нем пред чиновниками высокого ранга в Куште, чтобы они, независимо от посла Франции, ходатайствовали перед султаном в получении вышеупомянутого документа. Раввин тотчас написал письмо в Кушту, и шейх получил заверения и обещания.

 

2-го Тамуза[23] прибыл специальный гонец из Дамаска, от банкиров паши. Он доставил много писем, одно из них было послано из Кушты в Дамаск высокопоставленным чиновником, собирающим пожертвования на Тверию. Письмо было законспирировано. Вот его содержание:

«Известно ли вам, что тот, вернувшийся, отсюда туда, средства уничтожения, батареи, больше, чем в первый раз. Душа болит, наши братья, разрушение, нет сомнения, что вам уже все известно, и вы уже сделали все возможное для их спасения. Поспешите довести до сведения нашего учителя, чудесного раввина, колодца воды ж и в о й,[24] чтобы поторопился уйти из города, он и все с ним, и израильтяне, в место надежное, и пусть сидят там, пока не пройдет гнев, а потом вернутся, после выздоровления, когда будут уверены. Главный — все согласовано с ним. Получили письмо с заповедями относительно шейха, об этом известили. Но все это надежды и упования, мы старались, все держатся за свои места, молчание, не говорят, особенно Тот, разговор опасен, это то, что есть, пусть знает и уяснит, что нет надежды, и пусть не ждет, и спасает свою жизнь. При этом: Предупреждающий».

Таково содержание письма.

Молва пришла в Тверию, жителей охватила паника. Наш раввин, сердце у него как у льва, сказал: «Каждый, кто желает уйти из города – пусть идет, а кто не желает – останется с нами, и Всевышний с нами, не бойтесь». Большинство людей бежало, остались немногие — из-за раввина, который убеждал их: «Не бойтесь».

Он так был уверен, что не велел запасать продукты, а весь народ, который остался, запасся хлебом и продуктами на шесть месяцев. А раввин говорил: Мир нам.

В месяце Ав[25] вышел паша из Дамаска, обошел все деревни в окрестностях Тверии, забрав с собой всех министров и сторонников шейха, чтобы не осталось никого в помощь правителю Тверии, и пошел со всем войском в Акко. Там он забрал средства войны, которые прислал султан, и вышел из Акко со всем войском, большой силой и крепкой рукой. И все у него было для войны, самых разных видов. И пошел он со всем войском, ибо боялся, что люди шейха устроят засады на дорогах и похитят его. Несли кедровые деревья, чтобы изготовить корабли и спустить их на море, дабы у шейха не осталось ни одной лазейки послать гонцов или добыть продукты и оружие.

Прибыл он в деревню, в двух часах пути от Тверии. Слух о том, что паша приближается к этой деревне, пришел в вечер субботы, 3-го Элула.[26] Весь народ опечалился. В ночь субботы читал сын раввина отрывок из книги Пророков, и там были такие слова:

«Я, Я – утешающий вас. Кто ты, что боишься человека смертного…»[27]

И сказал раввин домочадцам:

— Не бойтесь, это нам дан знак, Всевышний посылает нам весть: «не бойтесь человека смертного».

На следующий день раввин проповедовал в синагоге, как каждую субботу, и вся проповедь была посвящена стиху из Торы: «Ибо Господь, Бог ваш, Он идет с вами, чтобы вести битву за вас с врагами вашими, спасти вас».[28]

И воззвал раввин:

— Не бойтесь человека смертного. Хотя он уже в двух часах пути от города, он не явится в город, и не будет стрелять.

И внушил им уверенность.

 

Назавтра, 5-го Элула,[29] прибыл гонец с вестью, что паша тяжело заболел, что-то с нутром, не реагирует ни на что. А люди не верили — а вдруг это хитрость, чтобы мы потеряли бдительность, махнули на него рукой, а он вдруг явится. Но на следующий день утром прибыли вестники и сообщили, что паша умер, и было это 7-го Элула.[30]

На следующий день уехал большой министр со всеми средствами войны в Акко, а труп повезли в Дамаск.

Возликовал народ, и плясал в тот день.

А раввин проповедовал, восхваляя новое чудо, и вспоминая прежние чудеса, и читали Псалмы, и приняли на себя и на потомство обычай отмечать этот день пиром и весельем — седьмой день месяца Элул, ибо в этот день умер паша.

Так будет со всеми твоими врагами, Всевышний. И дай увидеть нам Избавление и Спасение с приходом Мессии, в скором времени, уже в наши дни. Амен. Да будет воля Твоя.

К следующей главе.

Примечания:

Эта хроника была напечатана с предисловием и приложением множества пиютим[31] на иврите и на ладино, посвященных Тверии и описываемым событиям, Мантуя, 1745 г.

Титульный лист книги гласил: «Книга воспевает Землю Израиля… и описывает чудесные события, произошедшие в городе Тверия в 1742 году…»

Книга также была издана:

Ливорно, 1820 г., Салоники, 1853 г., Будапешт, 1923 г., Иерусалим, 1946 г.

 

Шейх Дахир ал-Омар ибн Аби Зейдан (Дагер ал-Омар; ум. 1775) — правитель Северной Палестины в 18-ом столетии. Род Зейданов в 17-ом веке переселился в район Тверии и распространил свое влияние на всю Галилею, будучи мультазимами (откупщиками налогов) в Сайдском пашалыке. Около 1750 г. шейх Дахир овладел Акко, превратив его в крепость. Его отношения с Портой временами приобретали враждебный характер.

В 1771 г. вступил в дружественные отношения с восставшим против султана правителем Египта Али-беем, овладел Сайдой, весной 1772 г. вел военные действия против османских войск совместно с эскадрой русского флота в Средиземном море, участвовавшей в морских операциях против Османской империи в ходе русско-турецкой войны 1768—1774 гг. В августе 1775г. Дахир был предательски убит во время осады Акко турецким флотом. (http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Turk/XIX/1840-1860/St-n/frametext.htm)

 

---

[1] 1740 год

[2] май-июнь 1740 года

[3] 22 августа 1742 года

[4] Константинополь, Кушта

[5] 4 сентября 1742 года

[6] Танаим – законоучители периода создания Мишны (конец I – начало III вв.) Амораим — законоучители и лидеры еврейского народа, жившие в период после завершения Мишны (начало III в.) и вплоть до завершения как Иерусалимского (IV в.), так и Вавилонского (V в.) Талмуда.

[7] Хия Рабба — уроженец Вавилонии, один из наиболее авторитетных талмудических мудрецов конца 2‑го века, соратник редактора Мишны рабби Иехуды ха-Наси. Сыновья Иехуда и Хизкия приехали в Эрец-Исраэль с отцом, будучи уже взрослыми людьми и известными мудрецами. После смерти отца они продолжали его дело в Эрец-Исраэль.

 

[8] 8 сентября 1742 года

[9] окъя = 240 грамм

[10] Гуруш

[11] Теиллим (Псалмы), 18:27: «С чистым поступаешь Ты по чистоте его, со строптивым – по строптивости (его)»

[12] Талмуд, Трактат Санхедрин 72: «Если кто-то пришел убить тебя, убей его раньше»

[13] Легенда о колодце Мирьям, сестры пророка Моисея, рассказывает, что в течение сорока лет неиссякаемый колодец следовал по пустыне за детьми Израиля, и исчез со смертью Мирьям.

[14] 4-го сентября

[15] цитрусовый плод

[16] мирт

[17] ива

[18] 1 Кис = 500 гурушей

[19] 27 ноября 1742 года

[20] 28 ноября 1742 года

[21] 30 ноября 1742 года

[22] 1 декабря 1742 года

[23] 4 июля 1743 года

[24] законспирировано имя раввина Хаима Абулафии

[25] Июль-август

[26] 23 августа 1743 года

[27] Йешаягу (Исайя), 51:12

[28] Дварим (Второзаконие), 20:4

[29] 25 августа 1743 года

[30] 27 августа 1743 года

[31] Еврейская литургическая поэзия