Рабби Леви бен Гершом (Герсонид); «Битвы Бога» («Милхамот ѓа-Шем»)

Предуведомление

Словом Господним сотворены небеса [Тегилим, 33:6] — произведение совершенного и непревзойденного мастера]. Они светят Его светом — [ибо] Он окутан светом, как плащом [Тегилим 104:2]. Он сокрытое вынес на свет [Иов, 28:11]. Духом Его[1] украшены небеса, рука Его создала щедрое тело [небес]. Он возвеличил его над всеми другими телами и установил небеса на их основе [Эзра, 3:3] как зеркало литое [Иов, 37:18] Он утвердил небеса, и раскинул их, как шатер для жилья [Ишаягу, 40:22] Так крепко утвердил, что не изменятся. Никакое другое тело не сравнится с сущностью и вечностью небес, нет ему равного по красоте.

Господь мудростью основал землю [Мишлей, 3:19] на ее опорах [Тегилим, 104:5]. Он простер по ней шнур «тоху» и камни «боху» [Ишаягу, 34:11], и сделал «тьму и тень смертную» [Иов, 28:3] камнем верным [Мишлей, 11:1][2]. Фраза ‘тень и тьма смертная’ — ‘אפל וצלמות’ также означает первоматерию (Ральбаг, Комментарий на Берейшит, 9d; Комментарии на Иова, там.)» (S. Feldman, The Wars of the Lord I, стр. 88 прим. 6)] Сушу сотворили руки Его [Тегилим, 95:5], чтоб завершить Свой труд в сей день [Берейшит, 50:20] на лице обитаемой земли [Иов, 37:12]. И, дабы насытить все живущее благоволением, Он, произрастил земные растения. Все светила, сияющие в небесах [Ихезкель, 32:8] Он привел к существованию из милосердия, чтобы они исполняли все, что [Он] повелит им [Иов, 27:12]. Он установил их как [проявление] Своего господства на земле [Иов, 38:33], символами сделал знаки их [Тегилим, 74:4]. Но не с нами знающий! Доколе?! [Тегилим, 74:9] Они приготавливают [материю] для душ всех существ внизу на земле — рыб и гадов, крылатых птиц, людей и животных. Он — источник жизни всего живого. И хотя западня устроена для отдельных существ [Иехезкель, 5:26], представителей видов [, т.е. индивиды неизбежно гибнут,] Его щедростью сами эти виды устоят [Ишаягу, 32:8] [, т.е. будут существовать вечно].

Из [всех] сложных [, т.е. состоящих из материи и формы, существ] Он избрал для Себя разумное [существо, т.е. человека]. Лишь он светит в свете лика Царя Жизни [Мишлей, 16:15], ибо высшим достоинством [Берейшит, 49:3] знания наделил Он его, и разум вложил в сердце его. Из него [,т.е. из рода человеческого,] Он избрал для Себя царство служителей святому и святой народ [Шмот, 19:6]. Они [,т.е. народ Израиля,] обращены ввысь [ко Всевышнему] [Ошеа, 7:16] и ходят выпрямившись [Миха 2:3]. В Своей совершенной Торе рассказал Он своему народу о Своих деяниях и позволил ему ходить среди стоящих [Захария, 3:7] [,т.е. обитать среди ангелов]. Через нее [, т.е. Тору,] душа достигает мудрости. Господу подобает восхваление за все, чем Он нас наградил, [и за] великое благо [Ишаягу, 63:7]: [Он наделил] нашу душу знанием, приятным нашей душе [Мишлей, 2:10]. Через Его вечное блаженство все существует [Тегилим, 16:11]. Трепет великий [вселяет] Его существование, кто может охватить его? [Иоэль, 2:11] Разум мудрых не постигнет его! Все восхваления не воздадут Ему должное! [Иов 28:17]. Он превыше всех благословений и похвал! [Нехемия, 9:5] Как можно сравнить Его с гласом великим? [Иехезкель, 1:24] Когда человек подходит поклониться Ему [Шмуэль II, 15:5], Он принимает говорящего тихим голосом. Да хвалит Его так всякая душа! [Тегилим, 150:6]

Введение автора

Сказал Леви бен Гершом: восхвалив и возблагодарив Бога, и испросив у Него наставления в Его пути, [мы переходим к самой книге]. В ней мы хотим исследовать чрезвычайно важные и труднопостижимые вопросы, на которых основываются главные принципы, ведущие человека к счастью познания.

Первый [из этих вопросов]: продолжает ли разумная душа, достигшая некоторого совершенства, существовать [после смерти]. Если продолжает, то имеются ли в этом продолжении существования различные уровни. Этот вопрос весьма сложен и полон затруднений, ошибочное [его понимание] бесконечно удалит человека от достижения истинного счастья.

Второй [вопрос]. Когда человек узнает будущее во сне, с помощью гадания или в пророчестве, узнает он его сущностно или случайно (то есть [в последнем случае] — вне действующей причины)? А если существует действующая причина, то какова она, и каким образом она передает это [знание]? Выбрав любую [из этих возможностей], мы столкнемся с огромными затруднениями.

Третий [вопрос]. Знает ли Господь, благословен Он, существующие вещи, и если знает, то в каком аспекте [Он их знает]. Какую бы [из возможностей Божественного знания] мы не приняли, она ведет к затруднениям, растерянности и путанице.

Четвертый [вопрос]. Обращено ли провидение Господа, благословен Он, на существующие [вещи], и [, если это так, то] в каком аспекте. В особенности [этот вопрос важен в отношении] человеческого рода и его представителей.

Пятый [вопрос]. Как двигатели небесных тел приводят эти тела в движение? [Мы хотим знать], в той мере, что нам это [знание] доступно, число этих двигателей, и каким образом благодаря им осуществляется это движение. Этот вопрос весьма труден.

Шестой [вопрос]. Вечен мир или он был создан? Если создан, то каким образом? Этот вопрос также весьма труден, и от него определённым образом зависят принципы научного и общественного счастья.

Очевидно, что [человек], исследующий этот вопрос [о сотворенности или вечности мира], изучает вещь немаловажную. Ведь важность исследования определяется важностью его предмета, и нет предмета значительнее, чем тот, который мы здесь рассматриваем [,т.е. сотворенность или вечность мира]. Ибо мир как целое в величайшей степени превосходит значительностью свои [отдельные] части. Более того, разногласия среди исследующих [этот вопрос] ведут к расхождению этих исследователей во мнениях относительно многих важных вещей. Поэтому данный вопрос, таким образом, служит началом многих вещей. Очевидно, что постижение истины начал чрезвычайно важно, ибо она [,т.е. постигнутая истина начал,] приведет исследователя к постижению истины вещей, последующих этим началам [,т.е. вытекающих из них.] Соответственно, ошибка в началах — вещь весьма серьёзная, ибо она приводит к ошибке в отношение того, что вытекает из этих начал. В особенности [это важно], когда вытекающих из [некоего] начала вещи ведут человека к счастью в познании и общественной жизни (а [именно] таким образом дело обстоит в случае этого вопроса [о сотворенности или вечности мира]). Поэтому многие значительные [философы] прежних времен посветили дни [своей жизни] этому исследованию. Ведь величие этого вопроса естественным образом заставляет любого исследователя стремиться [к его изучению] . Мы должны понимать, что в этом вопросе невозможно доказательство от того, что предшествовало миру — например, от Первой Причины, ибо наше знание сущности Первой Причины весьма незначительно. Поэтому она [,т.е. Первая Причина,] не может служить нам началом доказательства [,т.е. предпосылкой,] в этом исследовании. Существующие в этом вопросе доказательства с необходимостью принадлежат к апостериорным доказательствам [מופתי ראיה], [page 3] но есть основываются на вещах, последующих этому возникновению [мира] (если мир действительно] возник).[3]

Мы добавили к этому вопросу два религиозных вопроса, вызывающих большие затруднения. Первый из них — о знамениях и чудесах. Каким образом они могут существовать, через кого они происходят, кто является их делателем? [Мы рассмотрим эти вопросы] в связи с вытекающими из этого в отношение нашей веры следствиями, когда эта вера соединяется с выводами рационального исследования. Второй [вопрос] — возможно ли проверить пророка через [исполнение или не-исполнение] какого-либо из его обещаний. [О существовании такой проверки] мы заключаем из слов Ирмиягу, да пребудет он в мире, обращенных к Ханании бен Азуру.[4]

Вне всякого сомнения, читатель этой книге должен обладать знаниями математики, естественных [наук] и Божественной [науки, т.е. метафизики]. Ибо одни из упомянутых нами вопросов относятся к естественной науке, другие — к науке о Божественном [,т.е. к метафизике,] а третьи будут рассмотрены с точки зрения математических наук. Так, например, исследуя число двигателей небесных тел, мы сможем узнать это число [двигателей небесных тел] из числа движимых ими небесных тел; постигнуть же число небесных тел мы сможем посредством математической науки о звездах. Это разъяснено у Философа [, т.е. Аристотеля,] в двенадцатой книге Метафизики.[5] Более того, необходимым образом исследование [вопроса] вечен мир или сотворен, можно рассмотреть либо в аспекте из его сущности или привходящих свойств, естественных или математических, либо в аспекте [его] делателя, если это возможно [,т.е. если у мира действительно имеется делатель].

В этой книге мы не намереваемся приводить доказательства этих вещей, [в том виде как они представлены] в соответствующих им науках [במקומותיהם]. Пойди мы этим путем — наша книга заключала бы в себе все эти науки, или их большинство. Тем не менее, мы приведем принципы, [доказанные] существующими там [,т.е. в этих науках,] аргументами. Однако, читателю [этой книги] не стоит ожидать от нас полного рассмотрения этих принципов, которые обосновывают вытекающие из них с необходимостью следствия. Мы приведем лишь их частичную аргументацию, так как они понятны читателю этой книги. Мы стремимся к наибольшей краткости, ибо в этих глубоких вопросах многословие лишь отвлекает читателя. Однако же, в некоторых местах мы приводим пространные разъяснения тех вещей, которые читатель, возможно, полагает уже [полностью] проясненными другими авторами. [На деле же] мы приводим новые [аргументы], привнесённые нами в их рассмотрение, либо же высказываем то, что помогает достижению истины [в рассматриваемом вопросе]. Из сказанного ясно, какие виды доказательств используются в этой книге: одни из них, в соответствие с рассматриваемыми вопросами, являются математическими, другие — естественнонаучными, а третьи — философскими.

Мы понимаем, что существуют причины отказаться от исследования [этих вопросов].

[Первая] среди них — из-за [различных] трудностей их [,т.е. перечисленных вопросов,] исследование оказывается чрезвычайно трудновыполнимым, в особенности потому, что о большинстве перечисленных вопросов [наши] предшественники ни коим образом не высказались с философской точки зрения. А то, о чем они высказались с философской точки зрения, как будет показано в этой книге, противоположно истине. Это чрезвычайно затрудняет наше исследование упомянутых вопросов, [в особенности] учитывая трудный времена [, в которые мы живем,] делающие невозможным какое-либо исследование.

[Вторая] среди них — многие, несомненно, отвергнут наши слова как чуждые им. [Поступят они так] по причине принятых ими [без доказательства] мнений других людей, а не на основании философского исследования или принципов Торы. Нас не занимаю [возражения] этих [людей], ибо они [лишь] верят и не пытаясь познать. Мы с теми, кто ощущает растерянность перед с этими великими вопросами, и ищет не слов о тайнах существования, но постижения их идей.

[Третья] среди них. Как кажется, зависть вечна. Многие, поэтому, сочтут дерзостью и разрушением [основ] исследование [вопроса] о вечности и сотворенности мира. Ведь они, возможно, считают, что ум ученого не в состоянии постичь истину в этом вопросе — разве что этот ученый [одновременно] является пророком. [С их точки зрения,] это подтверждается тем, что совершенные [мудрецы] прошлого, принадлежащие нашему народу, и среди них венец всех ученых и украшение всех знатоков Торы, рав и наш учитель Моше бар Маймон [Рамбам], да пребудет его душа в раю, не исследовали подобные вопросы. Они [,т.е. возражающие,] из этого делают вывод, что этот предмет [,т.е. вопрос о сотворенности и вечности мира,] недоступен философскому исследованию, ибо будь это возможно, [наши] предшественники не преминули бы этот вопрос рассмотреть. Однако же, [мы считаем] это основание весьма слабым, ибо если что-то было скрыто от [ученых] прошлого, это не обязательно останется сокрытым от [ученых] последующих поколений. Ибо время, как говорил Философ во второй книге Физики, помогает раскрыть истину. Ведь иначе никто бы не исследовал науки [самостоятельно], а лишь повторял сказанное его предшественниками. Если бы дело обстояло таким образом, науки не существовало бы вовсе, что, очевидно, абсурдно. Более того, если наши выводы в данном исследовании окажутся истинными, то есть если мы раскроем оставшееся сокрытым от [наших] предшественников, [люди] станут прославлять то, что [прежде] отвергали. Если же [выводы нашего исследования] окажутся неверны, очевидно, уже поэтому [наше исследование должно быть] отвергнуто.

Может быть выдвинуто возражение, что достичь истины в этом исследовании может лишь пророк. [Возражающие], возможно, скажут, что знание, достижимое для пророка с помощью пророчества, недостижимое для ученого через рациональное познание [עיון]. Более того, этот рассматриваемый нами вопрос [,т.е. творение мира,] был раскрыт пророку в пророчестве, а из этого с необходимостью следует, что ученый не может его познать с помощью рационального исследования.

Этот возражение нам нетрудно разрешить. Ведь пророк с необходимостью является ученым. Таким образом, некоторые явления он познает лишь благодаря тому, что он пророк, а именно, в большинстве предсказаний возможных частных событий, происходящих в определенное время. Однако, другие явления он может постигать также и в качестве ученого — речь идет постигаемых им тайнах устроения мира. В этом отношении различие между ученым и пророком заключается лишь в [относительной] легкости обретения [знания], ибо мудрость пророка в большинстве случаев превосходит мудрость ученого, пророком не являющегося. [Именно] по этой причине пророчество есть следствие учености, а не потому что, как считают люди, одно и то же [умопостигаемое] для мудреца — это вторичное умопостигаемое, а для пророка — первичное.[6] Ведь если бы дело обстояло таким образом, знание ученым определенного явления было бы более совершенно, поскольку он обладает знанием его причин, тогда как пророк лишен знания его причин. Но это абсурдно. Может существовать умопостигаемое, непостижимое для ученого, не являющегося пророком, которое однако в состоянии постичь ученый-пророк, именно поскольку он ученый.[page 5]

Проняв во внимание предложенное нами объяснение, а именно, что существует умопостигаемое, постижимое и ученым и пророком, ты сможешь обнаружить в словах пророков утверждения, в истинности которых не сомневается никто из философов, как например, упоминаемое в Торе единство Господа, благословен Он, и «маасе меркава»[7], упоминаемое у Иехезкеля и Ишаягу, да пребудут они в мире. Пророки также упоминают многие менее значимые с философской точке зрения [идеи], являющиеся для философов первичным умопостигаемым. Так [Тора] говорит — «И видел Бог все, что Он создал, и вот хорошо очень»[8]; и «Твердыня, совершенно Его деяние»[9]; также Тора говорит о необходимости в дожде и возделывании земли для [существования] растений — «[Никакого кустарника полевого еще не было на земле, и никакая трава полевая еще не росла,] ибо дождя не слал Господь Бог на землю, и человека не было, чтобы возделывать землю»[10]; [Тора] также разъясняет восхождение пара от земли, как сказано — «И пар поднялся с земли [в пропитал всю поверхность земную]»[11]. Существует еще множество подобных [высказываний Торы]. Особенность этих постижений в том, что в них не говорится — «И сказал Господь», «И говорил Господь», «И было слово Господа ко мне» и прочее подобное.[12] Если же в таких философских постижениях [в Писании] что-либо указывает на их связь с пророчеством — это происходит вследствие смешанности о этих [двух] способов постижения [,т.е. пророческого и философского]. А если дело обстоит так, как мы предполагаем, то описанное в Торе творение мира, очевидно, может относиться к постижениям, доступным философскому доказательству ученого.

Если нам возразят, что [вопрос о вечности или сотворенности мира] недоступен постижению ученого, то мы ответим, что пока не доказано, что постижение этого вопроса доступно исключительно пророческому постижению, данное утверждение не может служить аргументом против нас. Слова Рамбама, да пребудет его душа в раю, о невозможности постижения этого вопроса [о сотворенности или вечности мира], не может опровергнуть нашу точку зрения, пока будет не доказана абсурдность утверждаемой нами в этом вопросе альтернативы, о чем уже было сказано выше.[13] Возможно показать несколькими способами возможность философского доказательства рассматриваемого вопроса [о сотворенности или вечности мира]. Ведь мы находим, что все философы, вот уже тысячи лет, обнаруживают естественное стремление к найти истину в этом вопросе. Об этом говорит и Философ, и Рамбам, да пребудет его душа в раю, и это подтверждает дошедшие до нас высказывания [других] философов. Предмет естественного стремления не может быть недостижим, в особенности для сообщества философов. Таким образом, прежде упомянутые причины не делают невозможным исследование этих вопросов в по мере наших способностей. Ведь человеческое счастье достигается [наибольшим] возможным познанием существующих вещей, и это счастье более значительно при познании более значительных вещей, чем при познании вещей менее значительных и менее существенных. Поэтому мы в большей степени стремимся к малому доступному нам постижению значительных вещей, чем к совершенному постижению вещей менее значительных. Это будет, с помощью Господа, полностью рассмотрено в первом [томе] нашей книги.

И еще. [Человек,] постигший что-либо в философии, не должен избегать эманировать другим свои познания — это было бы более чем недостойно. Вообще же, как все это существование [,т.е. существование вселенной,] в целом эманировало от Господа, благословен Он, без какой-либо для Него выгоды, [page 6] так и всякий человек, обретший в чем-либо совершенство, должен стараться (подражая в этом, насколько это возможно, Господу, благословен Он, по мере своих сил), чтоб и его ближний достиг того же совершенства, .

[Таким образом,] ясно, что никто из достигших совершенства [в Торе или философии] не должен порицать нас за то, что мы предприняли эти сложные исследования. Напротив того, мы достойны похвалы за одно лишь наше старание исследовать подобные глубокие вопросы, даже если мы не сумеем [обнаружить их истину], и уже тем более, если мы приведем к завершению, как можно будет увидеть в дальнейшем, эти исследования [наилучшим] возможным образом. Очевидно, наш читатель, которого мы любим и желаем ему пользы, не должен нападать на нас лишь ради спора как такового, ибо по этой причине подлинный смысл наших слов не будет им понят. Он, несомненно, должен принять некоторые наши предпосылки так же, как он принимает предпосылки наших противников, в особенности, если наши противники не следуют [нашей] религии, ибо, как мы, с Божьей помощью, покажем в дальнейшем, все эти вопросы служат основанием принципов Торы. Воистину, мы страшились приступить к написанию книги об этих вещах, зная, как относятся глупцы к таким глубоким вопросам. Но несмотря на это, наше сильнейшее желание устранить с пути философов препятствие [к постижению] этих великих вопросов, ошибочное понимание которых сильнейшим образом препятствует человеческому счастью, заставило нас [ее все же написать]. Мы решили привести все возможные мнения в отношении каждого из рассматриваемых нами вопросов, а также доказательства и опровержения каждого из этих мнений. Таким образом в нашем распоряжении окажутся многочисленные принципы, относящиеся к каждому из этих вопросов. Это поможет нам отделить истинные принципы от ложных, дабы мы достигли истины в каждом из рассматриваемых нами вопросов, и у нас не осталось никаких сомнений в [обнаруженной нами] истине. Ведь мы сомневаемся в некоей вещи, если наши мысли о ней вступают в противоречие друг с другом; но когда мы завершим исследование этих вещей, и истинное будет отделено от ложного, сомнение исчезнет. Поскольку [наши предшественники] держались ложных мнений по всем этим вопросам, мы провели серьёзное исследование, дабы показать ложность мнений [наших] предшественников во всех возможных аспектах этих мнений.

Все доказанное нами с помощью философии совпадает с мнением нашей Торы. По этой причине мы назвали эту книгу «Битвы Бога», ибо мы сражаемся против ложных мнений [наших] предшественников по этим вопросам. Читателю не следует думать, что [лишь] Тора заставляет нас обосновывать приведение в этой книге истины, тогда как сами по себе они истинами не являются. Ведь Рамбам, да будет благословенна его память, показал, что мы должны верить [только] доказанному с помощью философии. И если оказывается, что буквальный смысл Торы входит с этим в видимое противоречие, соответствующие слова Торы следует истолковать так, чтобы они совпадали с [выводами] философии. Поэтому Рамбам, да будет благословенна его память, истолковал слова Торы, из которых, как представляется, вытекает [page 7] телесность Господа, благословен Он, так, чтобы философия не входила с ними в противоречие. По той же причине Рамбам, да будет благословенна его память, постановил, что если будет доказана вечность мира, это должно стать [принципом] нашей веры, и слова Торы, входящие в видимое противоречие с этим мнением, придется истолковать в соответствие с философией. Таким образом, ясно, что если философское исследование этих вопросов приведет нас к видимому противоречию с буквальным смыслом Торы, Тора не станет для нас препятствием в утверждения истины в этих вопросах. Ибо истина не противоречит Торе, поскольку Тора не является законом, заставляющим нас принимать на веру ложь. Напротив того, как мы показали в начале нашего комментария к Торе[14], она [наилучшим] возможным образом направляет нас к постижению истины. Поэтому исследуя эти вопросы, мы прежде всего полностью рассматриваем их с точки зрения философии, а вслед за тем показываем, что философские выводы, сделанные нами в отношении каждого из аспектов рассматриваемых нами вопросов, совпадают с мнением нашей Торы. Поразительно, что к обнаружению истины некоторых из этих вопросов нас направили связанные с ним слова самой Торы. Но именно так и должно было произойти, ведь, как мы показали в нашем комментарии к Торе[15], цель Торы — привести тех, кто ей следует, к наибольшему возможному человеческому счастью, Таким образом, поскольку мы имеем здесь дело с чрезвычайно глубокими и труднопостижимыми для человека вопросами, Тора должна направлять нас к обнаружению их истины.

Из сказанного ранее ясно, что наше исследование с необходимостью связано со спорными вопросами, и поэтому мы должны разъяснить выбранную нами последовательность их рассмотрения. Если бы мы стали объяснять последовательность рассмотрения каждой отдельной темы, то нам пришлось бы повторять свое объяснение для [всех] тем, порядок рассмотрения которых определяется одной и той же причиной. Поэтому мы решили предложить [читателю] следующее [общее] объяснение [всего], что может быть неясно, в отношении принятого в этой книге порядка изложения, дабы избежать необходимости давать пояснение в каждой отдельной теме.

Итак, знай, что [правильный] порядок изложения оказывает читателю большую помощь в достижении цели этого изложения. По нашему мнению, тому есть семь причин. Одни из этих причин определяются необходимостью — как в аспекте исследуемого вопроса, так и в аспекте читателя [מעיין], тогда как другие [причины] определяются [стремлением к] наилучшему — как в аспекте исследуемого вопроса, так и в аспекте читателя [מעיין].

Первая [причина]. Некоторые вопросы предшествуют другим по природе. Например, знание предпосылок предшествует знанию вытекающего из них вывода. Это верно как внутри одной науки, так и для двух [различных] наук. Например, знание математических вопросов по природе предшествует [знанию] естественных вопросов, ибо предмет одной [науки — математики] более общий по сравнению с предметом другой [науки — естествознания], поскольку математика исследует [только] абстрактное тело [גשם מוחלט], а естествознание, хотя и оно исследует абстрактное тело, оно рассматривает последнее в аспекте его движения. Таким образом, в определённой науке одни вопросы предшествуют другим по природе и в соответствие с [умопостигаемым] устроением, а также одни науки предшествуют другим по природе и в соответствие с [умопостигаемым] устроением.[16] Этот вид предшествования является необходимым как в аспекте исследуемого предмета, так и в аспекте читателя [מעיין].

Вторая [причина]. Общие вопросы предшествуют специальным. Ведь благодаря этому предпосылки, используемые для доказательства этих [общих] вопросов являются первыми. Их предикаты сказываются о сущности подлежащего и это не приведет к повторам. Данный вид первичности как бы промежуточный между необходимыми в обоих аспектах [ видами первичности, т.е. в аспекте исследуемого предмета и в аспекте исследователя,] и он [,т.е. этот вид первичности,] предпочтителен в обоих аспектах, а наиболее предпочтительное в обоих аспектах — является наилучшим [יותר ראוי].

Третья [причина]. Очевидным образом, автор пишет [книгу] не для себя, но чтоб передать [знания] другим людям. По этой причине он должен постараться организовать своё изложение таким образом, чтобы читатель смог в полной мере раскрыть для себя заложенный в этой книге смысл. Поэтому он [,т.е. автор,] должен начать свое изложение с лёгкого, несмотря на то, что начальное изложение не раскрывает сути последующего. Этот вид первичности относится к самому предмету исследования в аспекте наилучшего, а также [относится] к читателю, для которого эта книга была написана, как необходимое. Ибо таким образом он [,т.е читатель,] обучается этой науке и приобретает в ней навык, дабы сложное стало для него легким. Однако, есть авторы, которые не следуют этому правилу, но напускают таинственности и загадочности в свое повествование, [запутывая] порядок изложения или пользуясь темным языком, и, таким образом, превращают легкое в сложное, тем самым, уничтожая саму цель своей книги, ибо это не только не приносят пользы читателю, но и ещё более запутывают его. Конечно, [иногда] автор хочет скрыть от обычных читателей [подлинный смысл своей книги], дабы сказанное им было понятно лишь немногим [избранным], поскольку окажись слова автора понятыми, они могли бы нанести вред обычным людям. Однако, иногда это [,т.е. «темное» изложение,] — трюк автора, осознающего недостатки своих утверждений и их слабость. Поэтому он облекает свои утверждения в темные или велеречивые выражения, и вводит различные темы, которые [своей непонятностью] приводят читателя в ужас, дабы все это скрыло от читателя, озабоченного пониманием этих [темных] выражений и тем, намеренно покрытых автором отпугивающей завесой таинственности, недостатки и слабости, содержащиеся в утверждениях [самого автора]. Однако, цель написания нами этой книги совершенно иная — мы хотим сделать смысл [нашей книги] до конца понятным читателю благодаря доступному и ясному языку, а также хорошему построения [этой книги]; темный язык или дурное построение не скроют от него [возможные] слабости и недостатки содержания [этой книги]. По этой причине мы не использовали в ней утонченные метафоры или величественные выражения. Ведь достаточно величия содержания этой книги, соединённого с правильным построением и ясным языком, без велеречивого языка и дурного построения.

Четвёртая [причина]. Когда автору требуется рассмотреть различные не связанные [непосредственно] друг с другом вопросы, но, тем не менее, в действительности и в соответствие с природой упорядоченные определённым образом — так, например, [число] один предшествует числу два, а треугольник квадрату — порядок его [,т.е. автора,] изложения должен соответствовать их [,т.е. этих вопросов,] порядку в действительности. По этой же причине автор не должен пропускать ни одну из этих вещей, и те места, где они рассмотрены в книге, должные быть известны читателю. Этот вид первичности верен как по отношению к исследуемому предмету, так по отношению к читателю, в аспекте наилучшего.

Пятая [причина]. Автору иногда приходится прояснять различные вопросы с помощью одного и того же принципа. Если окажется, что смысл этого принципа легче [для понимания] и более очевиден в одном из этих вопросов, чем в другом, то по данной причине автору стоит прежде рассмотреть именно этот вопрос [,т.е. тот, где данный принцип легче понять,] даже если в другом аспекте этот вопрос сложнее всех остальных вопросов. Эта первичность необходима в аспекте читателя.

Шестая [причина]. Если для доказательства какого-либо вопроса необходимо доказать одну из взаимоисключающих альтернатив и опровергнуть другую, автору следует, если это возможно, прежде домогательства одной альтернативы опровергнуть ей противоположную. Подобным образом врач прежде, чем улучшать здоровье [пациента], должен постараться устранить [его] болезнь.

Седьмая [причина]. Если автор находит в своем сочинении токования, [которые могут показаться] читателю чуждыми из-за некоторых впитанных им с детства мнений, и это заставит читателя отвергнуть слова автора, даже если они не противоречат разуму, в следствие чего он [,т.е. читатель,] не сможет постичь содержание этой книги, то он [, т.е. автор,] должен организовать свое изложение так, чтоб его намерение было воспринято читателем. Он может достигнуть этого, если сначала приведет наименее чуждые читателю вещи, [а затем] постепенно освободит его от унаследованных им [мнений], пока эти заложенные в нем [, т.е. в читателе,] мнения не перестанут служить ему препятствием к достижению истины в рассматриваемом вопросе. Подобными полезным уловками пользуются врачи тела и души: они прибегают к ним из-за того состояния, в котором находится больной. То же необходимо верно и в случае автора: читатель данного исследования в определенном смысле болен, хотя он и не осознает этого: он не считает свое состояние болезнью, требующей врачебного вмешательства, и не прислушивается к врачу. Лечение такого больного должно быть постепенным, чтоб оно не вызывало у него сильное чувство [несогласия]. Поэтому, если автор обнаруживает, что читатель держится мнений, противоположных тем, которые он [,т.е. автор,] доказывает [в своем сочинении], то автор должен искоренять их [у читателя, но делать это] постепенно. Ибо это [,т.е. искоренение,] может произойти лишь с согласия читателя, так как в распоряжении автора нет никакого хитрого средства силой заставить читателя поступить так [, как хочет автор]. Читатель ни в коем случае не желает расставаться с этими [унаследованными им мнениями], и поэтому автор должен продолжать использовать все существующие в его распоряжении средства, дабы искоренить эти мнения, заботясь о том, чтоб читатель не почувствовал сильного [сопротивления], покуда читатель не исцелится от своих «болезней».

Автор, прежде чем приложить усилия к устранению этих укоренившихся [ложных мнений], должен постараться лишить их «пищи». В том, что касается [лишения] «пищи», автору следует действовать в определенном порядке: прежде всего, он должен устранить ту «пищу», на отсутствие которой читатель обратит наименьшее внимание. Так шаг за шагом он устранит всю «пищу», питающую корни [этих мнений]. Вслед за этим он сможет устранить корень [этих мнений] (и может быть даже этот корень отомрёт самостоятельно). Когда этот корень [ложного мнений] будет лишен «пищи», автор даст «пищу» тому, что он хочет доказать, и это принесет [читателю] пользу. Подобным образом во время войны [одна сторона] стремится уменьшить число союзников своего противника, и если при этом удается превратить [союзника своего противника] в собственного союзника, то упомянутая сторона усиливается вдвойне: [page 10] с одной стороны, ее противник ослабевает, а, с другой, сама она становится сильнее. Этот вид первичности относится к читателю в аспекте наилучшего, и, как ясно из сказанного он нем выше, он почти что необходим.

После того, как мы разъяснили, почему одни вопросы предшествуют другим, ты читатель, не должен спрашивать меня, отчего мы рассматриваем один вопрос прежде другого, или почему [в исследовании] некоей темы мы опровергли один вопрос прежде другого, либо доказали один вопрос прежде другого. В подобных случаях автор должен [выбрать] наиболее подходящую последовательность изложения. Поэтому у тебя не должны вызывать недоумение такие вещи, и ты не должен спрашивать почему мы рассмотрели этот вопрос прежде другого. Ибо по какой-либо из указанных выше причин следовало рассмотреть этот вопрос первым. Очевидно, поступи мы наоборот, нам был бы задан тот же вопрос.

Вне всякого сомнения, исходя из всех выше перечисленных причин, или из их большинства, читатель не должен изучать последующую [часть книги] не прочитав предшествующего ей. Ибо автор излагает свое рассуждение в правильном порядке, соответствующем упомянутым причинам. Чтение книги в соответствие с принятым в ней порядком изложения является восьмой причиной. Ведь автор иногда, если это возможно, в своем последующем изложении опирается на предшествующее, и поэтому в [более поздней части книги] он не дает пространных объяснений, касающегося вопроса [уже рассмотренного им ранее]. Ибо приведи он там [,т.е. в более поздней части,] пространные объяснения, это было бы излишним и ненужным повторением. Если читатель сначала обратиться к позднейшей [части книги], он, возможно, не поймет сказанного там, либо поймет не соответствующим замыслу автора образом. Итак, если ты, читатель, хочешь постичь изложенные в этой книге истины, то при изучении [нашей книги] ты должен следовать принятому нами порядку изложения, ибо в противном случае ты совершенно запутаешься в большинстве [рассматриваемых] вопросов — эта путаница неизбежно возникнет при рассмотрении тобой тайн и загадок этой книги [в неверном порядке].

Читатель нашей книги должен принять во внимание следующее: в этой книге нет ничего случайного, ибо она — плодом совершенного исследования, устранившего все сомнения, связанные с рассматриваемыми в этой книге вопросами. В этом исследовании разрешены также многие затруднения, относящиеся ко всем наукам, что станет ясно [читателю], изучавшему эти науки и осознавшему эти затруднения. В этой книге также будут доказаны принципы Торы в целом. Из сказанного ясно, что никто из наших читателей не должен изменять что-либо из написанного в этой книге — ни в порядке изложения, ни в приведённых объяснениях, ибо это, возможно, разрушит вложенный нами в нее смысл.

Эта книга состоит из шести частей.

Первая — о продолжении существования души [после смерти].

Вторая — о сообщаемом знании, относящемся к будущим событиям.

Третья — о знании Господом, благословен Он, вещей.

Четвертая — о провидении Господа, благословен Он, обращенном к существующим вещам.

Пятая — о небесных телах, их двигателях, об их иерархическом отношении друг к другу и к Господу, благословен Он (в той мере, в какой [это знание] доступно для нас).

Шестая — это сочинение о сотворении мира. Оно также включает в себя сочинения о знамениях и чудесах, и о способе проверки пророка.

Итак, мы разъяснили цель этой книги и ее пользу, смысл ее названия, прядок изложения, [перечислили] составляющие ее части, и [отметили] ее значение. Это мы и намеревались сказать [в данном предисловии].

Укажи нам путь к Тебе, ибо к Тебе стремится душа моя.

Господи, услади меня своей справедливостью, дабы предварил я пути твои песней!

И возвысят меня в мудрости над врагами моими заповедь Твоя, ибо она со мною навеки!

Первый том книги читайте здесь.

Продолжение следует – следите за сайтом!

 

---

[1] «Ральбаг понимает слово ‘дух’ как ‘волю Бога’ (Ральбаг, Комментарий на книгу Иова, 26:13.» (S. Feldman, The Wars of the Lord I, стр. 87 прим. 3)

[2] Слова Библии Ральбаг в своих комментариях наделяет философским смыслом. Так Ишаягу 34:11 — ‘ונתת עליה קו תהו באבני בהו’ указывает на основные космологические принципы: первоматерию — ‘боху’, и дальнюю, то есть наиболее общую, форму ‘тоху’ (Ральбаг, Комментарий на Берейшит, 9c; Битвы Бога, том 6, часть 2, глава 4)

[3] «Ральбаг исключает возможность доказательства творения исходя из каких-либо предпосылок в отношении Бога, который, даже в рамках тезиса о вечности мира, предшествует вселенной (по меньшей мере, как Первая Причина ее движения). Если мы хотим доказать сотворенность вселенной, нам необходимо использовать последующие миру данности, последующие в том смысле, что они подразумевают его существование. Исходя из этих данностей (например, времени и движения) мы сможем выдвинуть аргументы ‘назад’ к миру и показать, что он был создан. Таким образом, это доказательство будет апостериорным.

Такое понимание доказательства восходит к Аристотелю, который в научном доказательстве различал два вида аргументов: (1) доказательство, начинающееся с причины явления и движущееся к его следствиям, про этом показывающее как последнее вытекает из первого (т.е. априорное доказательство); (2) доказательство начинающееся со следствий и движущееся назад к их причинам (апостериорное доказательство) (Аристотель, Вторая аналитика, 1.2.13). По мнению Аристотеля, первый вид доказательства превосходит последний ( Аристотель, Вторая аналитика, 1.27; Метафизика, 1.1-2). В средневековой ивритской философской терминологии это логическое противопоставление выражалось терминами ‘מופת מוחלט’ и ‘מופת ראיה’.» (S. Feldman, The Wars of the Lord I, стр. 92 прим. 2)

[4] Ирмиягу, 28:1 — «И было, в тот же год, в начале царствования Цидкийау, царя Йеудейского, в четвертый год, в пятый месяц, Хананйа, сын Аззура, пророк из Гивона, сказал мне в доме Господнем пред глазами священников и всего народа так: Так сказал Господь Цеваот, Бог Йисраэйлев: сокрушил Я иго царя Бавэльского. Через два года возвращу, Я на место это всю утварь дома Господня, которую взял с этого места Невухаднэццар, царь Бавэльский, и привез в Бавэл. … И сказал Йирмейау, пророк: амэйн! да сделает так Господь! да исполнит Господь слова твои, которыми ты пророчествовал о возвращении из Бавэла утвари дома Господня и всех пленных на это место. Однако выслушай слово это, которое скажу я в слух твой и в слух всего народа. Пророки, бывшие задолго до меня и до тебя, пророчествовали многим странам и великим царствам войну и бедствие и мор; Пророка же, что пророчествует о мире, (лишь) по исполнении пророческого слова его узнают (как) пророка, которого воистину послал Господь.»

[5] Аристотель, Метафизика, II:2.

[6] “’מושכל ראשון’ — недоказуемый или интуитивный принцип; ‘מושכל שני’ — выведенный, или доказуемый принцип. По Рамбаму, пророк отличается от философа своей способностью познавать определенные идей интуитивно, т.е. без логического доказательства (Путеводитель растерянных, II:38). Такие идеи называются ‘первичным умопостигаемым’, тогда как идеи выводимые с помощью логического доказательства именуются ‘вторичным умопостигаемым’ (Рамбам, Логический трактат, глава 8). В соответствие с этой точкой зрения пророк отличается от философа интуитивностью своего знания, в то время как знание философа прежде всего дедуктивно.» (S. Feldman, The Wars of the Lord III, стр. 495 прим. 10)

[7] «‘מעשה מרכבה’ — учение Божественной Колесницы. Изначально оно обозначало эзотерическое толкование теофаний, описанных в шестой главе книги Иешаягу, а также у пророка Иехезкеля. Для Рамбама эта эзотерическое учение тождественно метафизике (Путеводитель растерянных, часть 1: введение и глава 33; часть 3: введение и главы 1-17).» (S. Feldman, The Wars of the Lord I, стр. 95 прим. 17)

[8] Берейшит, 1:31.

[9] Дварим, 32:4.

[10] Берейшит, 2:5.

[11] Берейшит, 2:6.

[12] То есть эти постижения обретены не через пророчество.

[13] «В предшествующем предложении Ральбаг утверждал, что пока не предложено доказательство неразрешимости этого вопроса средствами философии, возможность его исследования продолжает остаться открытой. Поэтому, в частности, сомнения Рамбама оказываются несоответствующими делу. Ибо его слова, что ни творение, ни вечность мира недоказуемы, и поэтому единственным прибежищем остается откровение, — это просто слова. На самом деле, Рамбам лишь показал необоснованность доказательств вечности мира Аристотеля и выразил сомнения относительно некоторых доказательств творения, предложенных Каламом. Он, однако, не привел доказательство неразрешимости этого вопроса как такового! А пока такое доказательство не найдено, Ральбаг может свободно продолжать свое исследование. И действительно, в следующем предложении Ральбаг попытается доказать, что существует истинная возможность обнаружить ответ на этот вопрос.» (S. Feldman, The Wars of the Lord I, стр. 96 прим. 17)

[14] Ральбаг, Комментарий к Торе, 2а.

[15] Ральбаг, Комментарий к Торе, 2а.

[16] «Аристотель различает несколько значений предшествования (Метафизика, V:11). Во Второй аналитике, I:2, Аристотель утверждает, что более общее по природе предшествует менее общему, поскольку в порядке существования наиболее общее — первично, т.е. ближе к основе, и как таковое в большей степени доступно познанию, чем частное, хотя по отношению к нам последние в большей степени доступно познанию. В случае отдельной науки аксиома или посылка в доказательстве считаются более общими, так как из них выводится более частное следствие или теорема. Следствие зависит от своих предпосылок, и в этом смысле, говорит Аристотель, предпосылка по природе первична (Метафизика, V:11, 1019a2-4). Что касается двух различных наук, то мы можем сказать, что одна из них более общая, чем другая, и поэтому первична по отношению к ней, если она рассматривает один и тот же предмет с более абстрактной или общей точки зрения, чем другая. Например, математика изучает протяжённость вообще, тогда как физика исследует протяжённые тела в движении, а движение — это определённое свойство протяжённых тел. Таким образом, физика — более специальная наука, чем математика (Аристотель, Физика; Метафизика; Ральбаг, Комментарий на Шир га-Ширим, 3c-d).» (S. Feldman, The Wars of the Lord I, стр. 99 прим. 2)

[17] Аристотель, чей трактат «О Душе» служил отправной точкой средневековых рассмотрений этой темы, говорил о 5 основных частях, или душах, содержащихся в человеческой душе: растительной душе, ответственной за питание, рост и размножение; ощущающей и стремящейся душах, отвечающих, соответственно, за ощущения, желания и стремления; представляющей душе, которая содержит умственные образы воспринимаемых или воображаемых предметов; и душе, которая познает и разумеет сущности вещей, то есть уму. Сущность каждой конкретной вещи не единична, а универсальна и свойственна всем вещам того или иного рода. Сущность вещей познается не через чувственное рассмотрение большого или даже бесконечного количества вещей того же рода, а благодаря уму, который, хотя и опирается в познании на чувства, но не является их следствием.

[18] Сущностью ума является познание, без способности познания ум не будет умом, и даже если окажется, что ум смертен, он останется умом. Поэтому бессмертие не является сущностью ума.

[19] Александр Афродисийский (конец 2 – нач. 3 в. н.э.) – греческий философ, глава перипатетической школы с 198 по 209, один из самых влиятельных в античности толкователей Аристотеля, на которого часто ссылались просто как на «Комментатора», не называя по имени.

[20] Термин nous hulikos, или ha-sekhel ha-heiuli на иврите, введен Александром Афродизийским и другими комментаторами Аристотеля, развившими его постулат о различии действующими и воспринимающими свойствами индивидуального ума, приведенное в книге «О Душе» (3:4,5), с целью обособления и индивидуализации различных аспектов познания. (A. Иври, «Аверроэс о познании и соединении», стр. 77, сноска 6).

[21] Фемистий (ок. 317–388) – античный философ и ритор, комментатор Аристотеля, впоследствии – государственный деятель. Сохранились три греческих комментария Фемистия: на Физику, О душе и Вторую Аналитику Аристотеля; еще два (О Небе и XII кн. Метафизики) дошли в переводе на иврит с арабского.

[22] Ибн Рушд (латинизированное — Аверроэс) (1126, Кордова, — 1198, Марракеш, Марокко), арабский философ и врач. Большинство философских сочинений Ибн Рушда представляют собой комментарии к трудам Аристотеля.

[23] Nous poetikos (О Душе 3:5) Аристотеля, или ha-sekhel ha-po’el на иврите, был превращен его комментаторами и неоплатонической традицией в последний из связанных с небесными сферами обособленных умов (см. ниже), который является первоисточником всех форм на земле к конечной целью всякого познания. (A. Иври, Аверроэс о познании и соединении, стр. 77, сноска 10)