Заряженное ружьё на стене в доме Элиши

Книга Млахим 2, глава 7.

Седьмая глава книги Млахим рассказывает об одном из самых интересных и загадочных эпизодов осады города Шомрон войсками Арамейского царства. Но начинается она с многозначительных слов пророка Элиши. Элиша предсказывает, что цены на зерно резко упадут

«И сказал Элиша: слушайте слово Г-сподне! Так сказал Г-сподь: завтра в это время сеа тонкой пшеничной муки (будет продаваться) по шэкэлю, и две сей ячменя – по шэкэлю, в воротах Шомерона» (II Млахим 7:1)

Смысл этих слов становится понятен только с учётом того, где, когда и кому именно они были сказаны. Элиша произнёс их в Шомроне, осаждённом войсками арамейского царя.  Люди в городе буквально умирали с голоду, страдали от болезней и вражеских стрел. Все съестные припасы в городе давно закончились, цены на хлеб были безумные, и потому пророчество выглядело явно нелепым. Именно это и хочет образно выразить своим ответом оппонент Элиши, ближайший приближённый царя. Из последних строк шестой главы можно понять, что сановник этот был явным недоброжелателем Элиши, стремился всячески ему помешать. Элиша просит собравшихся в его доме старейшин задержать своего антагониста у входа, не дать ему войти в дом. Но когда тот всё же входит, причём не один, а вместе с царём, Элиша изрекает своё таинственное пророчество, вслед за чем следует такой причудливый диалог:

«И отвечал человеку Божию сановник, на руку которого опирался царь, и сказал: если бы Г-сподь сделал (открыл) окна в небе, (то и тогда,) – может ли это быть? И сказал тот: вот, увидишь (это зерно) своими глазами, но есть его не будешь» (там 7:2)

Сановник иронически намекает на полную нереальность близкого падения цен на хлеб, Элиша отвечает ему непонятной репликой, в которой угадывается угроза, но точный смысл которой нам пока не понятен. Мы видим, что на стене висит заряженное ружьё, понимаем, что оно обязательно выстрелит, но в этот момент рассказчик переносит нас из дома Элиши в осаждённом городе под стены города, в «мёртвую зону», куда не смели войти ни осаждённые, ни осаждавшие.

Именно там мы встречаем тех, кому уже нечего было терять, кто и так был обречён мучительной смерти. Перед нами четверо прокажённых, судя по всему – жителей Шомрона, которые во время осады находились снаружи, у стен города. Они обречены на мучительную агонию от голода, поскольку вход прокажённым в город запрещён, под страхом смерти. Тем более грозила им смерть, если они осмелятся войти во вражеский лагерь. Из диалога прокажённых можно понять, что муки голода заставили их, в конце концов, решиться на отчаянный шаг и направить свои стопы к лагерю осаждавших, ибо там было много еды и хоть какой-то шанс на спасение. (там 7:3-5)

Именно эти прокажённые первыми узнали, что войска арамейцев сняли осаду и отступают в беспорядке. Арамейцы оставили всё оружие, амуницию, скот и припасы в своём лагере, и ничего не взяли с собой. По словам рассказчика, причиной этого повального бегства стало великое чудо:

«А Г-сподь (сделал так), что стану Арамейскому послышался грохот колесниц с лошадьми и шум большого войска. И сказали они друг другу: (верно) нанял царь Исраэйльский царей Хэйтийцев и царей Египетских, чтобы идти на нас. И поднялись они, и побежали в сумерки, и оставили шатры свои, и коней своих, и ослов своих —стан, как он был — и побежали, спасая себя» (там 7:6-7)

Вероятно, именно прямым вмешательством Всевышнего объясняли сами осаждённые внезапное снятие осады, которая, будучи продолжена, очень скоро завершилась бы падением Шомрона. Истинную причину внезапного бегства армий царя Арама можно понять в широком контексте ассирийской истории. Каждый раз, когда царство Арама усиливалось, это происходило либо с согласия Ассирийской империи, либо в результате её временного ослабления, внутренних неурядиц и т.п., которые препятствовали активному вмешательству Ассирийской империи в международные отношения. Вероятно, что-то подобное произошло и во время осады Шомрона. Арамейское царство использовало удачный момент, чтобы овладеть уделом Эфраима. Но обстоятельства очень быстро изменились, ассирийцы пришли на помощь Израильскому царству и, вероятно, вторглись в пределы Арама. Когда весть об этом дошла до арамейского войска, оно поспешило вернуться в свою страну, чтобы сражаться с ассирийцами. «Грохот колесниц и шум большого войска» — реально имели место, и хотя арамейцы не могли слышать этот грохот, гонцы сообщили им о вторжении ассирийцев. Однако уже вскоре после этих событий родилась легенда, что арамейцы отступили, ибо Всевышний дал им услышать своими ушами шум наступавшего врага. В те времена народ редко довольствовался материалистическими объяснениями, особенно в отношении таких грандиозных событий, как отступление огромного войска. В таких случаях всегда стремились узреть Перст Всевышнего, Его прямое вмешательство.

Удовлетворив свой первый голод, награбив брошенное имущество, прокажённые в какой-то момент решили, что неразумно скрывать отступление арамейцев от жителей осаждённого города: ведь те всё равно узнают о том, что случилось и накажут тех, кто грабит опустевший стан:

«И сказали они друг другу: нехорошо мы поступаем. Этот день – день радостной вести, а мы молчим. Если мы замешкаемся до утреннего света, то падет на нас вина. Пойдем же, придем и уведомим дом царский» (там 7:9)

И потому в ту же ночь прокажённые подошли под стены города, известили о случившемся царских привратников, а те, в свою очередь – самого царя. Однако царь осаждённого Шомрона не сразу поверил в такую небывалую удачу. Он счёл отступление арамейцев обманным манёвром, решил, что враг хочет выманить из города его ослабленное голодом войско и окончательно разгромить его в чистом поле, после чего захватить Шомрон. Наконец, царь решил послать в разведку две колесницы, с тем чтобы те прошли вслед за отступившими и убедились, что это – не ловушка. Разведка сообщила царю, что весь путь отступивших, до самого Иордана, усеян брошенным имуществом. Только тогда царь разрешил открыть ворота осаждённого города.

Разумеется, народ в огромном числе вышел в опустевший стан, чтобы поживиться брошенной амуницией и скотом. Чтобы предотвратить этот стихийный грабёж, не допустить схваток и драк между простонародьем, и чтобы прибрать брошенное имущество в царскую казну, царь поставил во вратах города специального надсмотрщика. Но когда перед массой изголодавшихся людей открылась картина богатств, скота, запасов продовольствия, которые лежат без присмотра, этот несчастный надсмотрщик сам очень быстро стал жертвой озлобленной изголодавшейся массы. Но и этот, грубо прозаический и нелестный для народа эпизод, легенда стремится приукрасить и превратить банальное убийство в исполнение пророчества Всевышнего. Оказывается, сановник погиб не потому, что пытался стать на пути рассвирепевшей массы, а потому что ещё раньше, до того, как арамейцы сняли осаду, осмелился усомниться в словах «человека Божьего» (пророка Элиши). Нам дословно повторяют диалог между Элишей и его антагонистом. Но теперь мы знаем, что именно этого маловера царь поставил у врат города, и именного его разорвала толпа:

«И было, когда человек Б-жий говорил царю так: «Две сеи ячменя по шэкэлю и сеа тонкой пшеничной муки по шэкэлю будут завтра в это время у ворот Шомерона», То ответил этот сановник человеку Божью, и сказал: «Если бы Господь сделал окна в небе, (то и тогда) — может ли это быть?». А он сказал: «Вот, увидишь своими глазами, но есть его не будешь». Так и сбылось с ним: затоптал его народ в воротах, и он умер» (там 7:19-20)

И вот, пророчество исполняется, с жуткой буквальностью: именно назавтра народ получает доступ к сокровищам брошенного лагеря, в том числе и к запасам зерна и муки, а сам сановник погибает. Ружьё, провисев на стенке положенное время, в конце концов стреляет.

К проекту 929 на русском.