Это не просто документ, а плоский камень высотой в метр, на котором чернилами написан текст на иврите, в два столбца, подобно свиткам. Начертание букв, оформление первой строки, линии строк – все напоминает знаменитые свитки Мертвого моря, как это показали публикаторы текста, специалисты по еврейским надписям А. Ярдени и Б. Элицур. Однако даже неспециалист может заметить внешнее сходство с кумранскими рукописями. Так что время написания – первый век до н.э. или самые первые годы первого века н.э. — не вызывали сомнения, что подтвердил и химический анализ, проведенный специалистами Тель-авивского университета. Мы не знаем, где стоял этот камень, однако большое расстояние между строк, облегчаюшее чтение, предполагает, что он стоял в общественном месте, видимо, в синагоге какого-то из еврейских направлений, близкого к ессеям или кумранитам. В тексте 43 строки в две колонки, причем первые строки обеих колонок почти полностью стерлись, а продолжение неплохо читается.

Публикаторы текста озаглавили его «Откровение Габриэля», так как именно от имени этого ангела, знакомого нам по книге Даниэля, передается пророчество. Хотя не весь документ поддается прочтению, ясно, что речь идет о мессианских пророчествах, о конце времен. Машиаха зовут там Эфраим, и Всевышний посылает к нему Давида (т.е. Машиаха сына Давида):

«Давид, слуга Мой! Скажи Эфраиму, чтобы дал знак! Этого Я прошу у тебя«.

К концу текста Эфраим гибнет или находится под угрозой гибели, так как ангел говорит ему: «Живи! Я приказываю тебе!»

В тексте есть еще много интересного, но для сегодняшнего обсуждения важно, что этот каменный свиток служит наиболее древним свидетельством еврейской традиции, чающей прихода двух Машиахов – Машиаха сына Йосефа и Машиаха сына Давида.

Традиция эта развивалась постепенно. Мессианские идеи в основном известны нам из пророческих книг Танаха. При этом пророки нигде не говорят прямо о двух отдельных фигурах, хотя позднейшие комментаторы и находят там такие намеки.

Вообще, толкование пророческих текстов, их соотнесение с образами избавления, как они формировались в последующих поколениях – очень неоднозначное дело. Немало споров велось и ведется между комментаторами относительно того, какие отрывки из пророков относятся к Машиаху, а какие – к царям древних времен или же к еврейскому народу в целом. К тому же пророчество бывает и с двойным адресатом – оно может относиться одновременно и к концу времен, и к более близким по времени событиям.

На следующем этапе — в Талмуде – уже много говорится о Машиахе, но в основном о сыне (т.е. потомке) Давида – мудром и праведном царе евреев, восстанавливающем мир и справедливость, и царство которого уже утвердится навеки. Только в одном месте Талмуда (в трактате Сукка) прямо упомянут другой Машиах, из колена Йосефа. Там же говорится и о том, что этот Машиах должен будет погибнуть, быть убит.

Образ Машиаха из колена Йосефа развивается в отрывках, разбросанных по несколько более поздним текстам наших мудрецов – например, сборникам мидрашей Танхума и Псикта (девятый – десятый века н.э.). Иногда его называют по имени – Машиах Эфраим, или Эфраим сын Йосефа, как и в том каменном документе, с которого мы начали сегодня рассказ. Если собрать эти разрозненные упоминания воедино, то нам сообщается о нем, что это будет военачальник, защищающий сынов Израиля и освобождающий их от власти других народов. С другой стороны, мидраш подчеркивает его страдания в ходе этой борьбы, которые он с готовностью принимает на себя. И, в конце концов, мидраш предвещает ему гибель. Уже после этого должен появиться потомок Давида и наступить окончательное Избавление. Эти же мотивы мы встречаем и в документе на камне (который предшествует упомянутым мидрашам почти на тысячу лет).

Важность находки каменного «Откровения Габриэля», кроме прочего, и в опровержении мнения тех ученых, которые объясняли христианским влиянием многие мессианские отрывки в Талмуде и мидраше, особенно упоминания о трагедии первого машиаха. Теперь еще больше, чем прежде, становится ясно обратное: в своем становлении христианство заимствовало из еврейства разные мотивы – как те, что остались у нас на переднем плане, так и те, что ушли в дальнейшем в тень.

Идея двух Машиахов стала более общепринятой в иудаизме в последние двести лет, особенно благодаря великому мудрецу 18-го века – Гаону из Вильно. При этом акцент сместился – с трагизма пути первого Машиаха на практический, земной характер его деятельности. Один из учеников Гаона и лидер группы, совершившей в начале 19-го века алию из Белоруссии в землю Израиля, рабби Гиллель из Шклова, написал книгу о мессианских временах – Коль ха-Тор, «Голос горлицы», основанную на традициях, полученных от учителя. В частности, он пишет:

«… весь труд по собранию изгнанников, строительству Иерусалима и заселению земли Израиля … связан с ролью первого машиаха, начинающего избавление. Машиах сын Йосефа – эта та чудесная сила, которая помогает всякому действию, совершаемому для приближения избавления в рамках законов природы, как «пробуждение снизу». Ибо Машиах сын Йосефа действует с земли, а Машиах сын Давида – с неба…»

Р. Гиллель пишет далее, что разные люди, трудящиеся над возвращением евреев в землю Израиля, несут в своей душе частицу души Машиаха сына Йосефа, «каждый по мере своего уровня и уровня своих дел».

Рав Авраам-Ицхак Кук на этом основании увидел в движении светского сионизма, занятого возвращением евреев в Израиль, заселением страны и войнами по ее защите — воплощение Машиаха сына Йосефа. В частности, об этом р. Кук писал в похоронном слове на смерть Теодора Герцля.

«Как предвестие прихода Машиаха сына Йосефа, раскрылся в нашем поколении идеал сионизма…»

От древнего камня до рава Кука – образ изменился. Суть осталась.