О двадцать второй главе второй книги Шмуэля

Книга Шмуэль 2, глава 22.

Во второй книге Шмуэля описана история Израиля с момента смерти Шаула и до конца царствия Давида. Вероятно, в изначальной редакции книга Шмуэля была единым целым, и лишь позднее была разделена на две части, так же, как и книга Мелахим, чтобы сделать свитки священных книг короче и удобнее для пользования. Однако редактор выбрал самое подходящее место, чтобы разделить книгу надвое: со смертью Шаула закончилась одна эпоха, с воцарением Давида началась совсем иная. После смерти Шаула в кровавой битве воцарение Давида и последующее расширение и усиление его царства стали, с точки зрения автора, явным проявлением Б-жественного провидения, с точки зрения современного историка все эти процессы суть результат развития израильского социума и государственности. И именно потому, что автор уверенно описывает воцарение Давида как «Перст Б-жий», как непреложную реальность, у него нет уже никаких причин разоблачать и безжалостно критиковать царя Шаула на каждой странице.

В самом конце Второй книги Шмуэля позднейший редактор добавил ряд отрывков (гл. 21-24), которые можно было бы назвать «барайта к книге Шмуэля». Как известно, барайта это один законченный отрывок огромного корпуса текстов, который включает в себя полную галахическую регламентацию всех аспектов еврейского бытия. Как и Мишна, Барайта была создана сменявшими друг друга поколениями Танаим в I-II вв. н.э. Особенность Мишны в том, что её кодифицировал Рабби Йеуда а-Наси, и с тех пор это закрытый кодекс, куда нельзя ничего добавить, и, разумеется, нельзя ничего менять и редактировать в самой Мишне. Большая часть галахических текстов, созданных Танаим, в Мишну не вошла, однако они не были утеряны, сохранились, отчасти устно, отчасти письменно, и были канонизированы только в Гемаре, во времена Амораим (3-5 вв. н.э.). В течение этих трёх столетий Барайта продолжала меняться и дополняться. Наряду с «жёстким ядром» второго века, в ней много мидрашей и толкований периода Амораим. В результате, по объёму корпус Барайты многократно превышает Мишну, да и каждая барайта по отдельности, как правило, достаточно пространная, содержит, в отличие от мишны, много деталей. Барайта зачастую уточняет и объясняет Мишну, иногда – противоречит ей.

Что-то похожее на такую двухступенчатую канонизацию произошло и при составлении книги Шемуэля. Первый редактор из всего множества рассказов про царя Давида включил в эту книгу только те, которые он считал смыслообразующими, важнейшими. Позднейший редактор добавил оставшийся «неканонический» материал, поясняющий и дополняющий первую редакцию. Некоторые из этих дополнений – тоже своего рода «мидраши» на ранние рассказы.

Глава 22 приводит именно один из таких позднейших «мидрашей» — т.е. позднейших добавлений, которые должны были, по мысли позднейшего редактора превратить авантюрный, иногда – жестокий и страшный рассказ о победах, хитростях и интригах властолюбивого и циничного владыки в торжественное песнопение во славу великого праведника и святого. По стилю, по общей тональности религиозного пиетизма, и, надо полагать, по времени создания, этот отрывок отчасти похож на «молитву Ханы» (IШмуэль, гл. 2) и на «молитву Эстер», которая была добавлена в Септуагинту, но отсутствует в масоретском каноне. Разумеется, этот гимн Всевышнему во многих оборотах речи и целых строфах очень сильно напоминает Теиллим, напоминает именно нарочитым религиозным пиетизмом, бесконечными славословиями Создателю. Позднейший редактор, который жил в эпоху, когда евреи намного меньше воевали и намного больше молились, решил, что и тому, кто стал прототипом «праведного царя» надлежит произнести такое длинное моление, особенно уместное на склоне лет, когда человек подводит итоги своей жизни.

Посмотрим теперь, о чём же именно молится царь Давид. Перед нами проходят, одна за одной, несколько причудливых картин. Некоторые из них вызывают какие-то ассоциации с тем, что мы уже знаем о жизни царя Давида, некоторые – нет. Если предложить неискушённому читателю самые первые строки из этого гимна, и спросить, из какой книги ТАНАХА эта цитата, то, почти наверняка такой читатель ответит: из Теиллим.

«И сказал: Г-сподь – твердыня моя, крепость моя и спаситель мой. Б-г – твердыня моя, на которую я полагаюсь, щит мой и рог спасения моего, оплот мой и убежище мое, спаситель мой, избавляющий меня от насилия» (IIШмуэль  22:2-3)

Дальше это сходство усиливается, и нам кажется, что мы даже узнаём точный источник: Теиллим 130.

«Муки смертные охватили меня, предо мной легли тенета смерти, В беде моей призывал я Г-спода, и к Б-гу моему взывал я; и услышал Он из чертога Своего голос мой, и вопль мой (дошёл) до слуха Его» (IIШмуэль, 22:6-7)

Но вот трагическая, исповедальная, пессимистическая интонация молитвы уступает место торжеству, подъёму и экстазу благодарственного гимна в честь победы над врагом, победы, которая стала возможной только благодаря Б-жественному вмешательству в ход сражения:

«Поднялся дым из ноздрей Его и огонь пожирающий из уст Его; угли разгорались от Него. И наклонил Он небеса, и сошел; и мгла под ногами Его. И воссел на керува, и полетел, и появился на крыльях ветра» (там 22:9-11)

Дальше – больше! На место явных чудес и космических катастроф приходит описание вполне конкретной, земной роли, которую исполнял Всевышний во время сражения Давида с врагами:

«И пустил стрелы, и рассеял их» (там 22:15)

На ум сразу же приходит очень похожая картина из «Песни Пентауэра». Но если египетский Амон исполнял роль возницы на колеснице Рамсеса Второго, а стрелы пускал сам Фараон, в нашем случае именно Творец мироздания сам берёт в руки лук, и мастерски им владеет, на страх врагам.

Далее тональность гимна меняется, и молитвословие вновь становится доминантным мотивом:

«Г-сподь был опорою для меня. И вывел меня на простор, избавил меня, ибо Он любит меня»

И тут же Давид сообщает, чем же именно он заслужил такую любовь:

«Я был непорочен пред Ним и остерегался, чтобы не согрешить мне. И воздал мне Г-сподь по праведности моей, по чистоте моей пред очами Его» (там 22:24-25)

Для Давида очень важно объяснить, что все победы свои он одержал, благодаря прямому вмешательству Провидения в ход битвы, однако вмешательство это он честно заработал.

«И людей смиренных Ты спасаешь, и взором Своим унижаешь надменных» (там 22:28)

Вероятно, именно эту строку можно считать прототипом известнейшей формулы смирения

מַשְׁפִּיל גֵּאִים עֲדֵי אָרֶץ. ומַגְבִּיהַּ שְׁפָלִים עַד מָרום., (унижаешь гордых до земли, возносишь униженных ввысь)

которую мы повторяем в благословении после утреннего Шма.

Далее опять следует вполне антропоморфное описание Всевышнего, как активного участника штурма крепостных стен:

«С Тобою я сокрушаю отряд, с Б-гом моим я перепрыгиваю (через) крепостную стену» (там 22:30)

Более того, Всевышний выполняет очень важную миссию: обучает Давида как правильно воевать:

«Обучает битве руки мои» (там 22:35)

Далее Давид упивается муками, позором и гибелью своих врагов, не упуская никаких деталей:

«И врагов моих обратил Ты ко мне тылом; ненавистников моих – уничтожил их я. \…\ И я разотру их, как прах земной, растолку их, как грязь уличную, истопчу их» (там 22:41, 43)

И только в самом конце мы, наконец, узнаём, кто же именно те враги, победой над которыми Давид так гордится и муками которых так упивается:

«Ты избавил меня от мятежников из народа моего. Ты сохранил меня, чтоб быть мне главою народов; народ, которого я не знал, служит мне» (там 22:44)

С одной стороны – это враг внутренний, с другой стороны – это некие чужеземцы, причём не те, что обитают на границах царства Давида, а те, что живут в «тридевятом государстве», настолько далеко, что и сам Давид ничего о них не знал, пока не встретил на поле брани.

Завершается это изобильное славословие и прославление Всевышнего могучим крещендо:

«За то буду я славить Тебя Г-споди, пред народами и воспевать буду имя Твое, башня спасения Он царю Своему; творит Он милость помазаннику Своему Давиду и потомству его вовеки!» (22:50-51)

Что сказал бы «исторический Давид», о котором мы кое-что знаем, прочитав этот величественный гимн? Понял бы он в нём каждое слово или нет? Смеем полагать, что даже если бы возникли некоторые лингвистические трудности, общей тональностью гимна Давид остался бы доволен….

К проекту 929 на русском.