Тайна пещеры Махпела или Седьмая ступень

«История еврейского народа начинается в Хевроне».  Это начальная фраза  из путеводителя на французском языке, который я взяла в одном из мест посещения во время экскурсии в Хеврон.

Удивительно, как неуловимо, но явственно меняется уже после часа по выезде из Иерусалима  не только ландшафт, облик места, но что-то еще, разлитое в воздухе, характер, дух, аура.   Небольшие зеленые холмы;  поляны, где в траве мелькают — из упомянутых в Торе семи растений, которыми славится земля Израиля, — дикорастущая пшеница и ячмень; на повороте дороги в ожидании  рейсового автобуса – семья харедим, молодая женщина и мужчина с ребенком на плече, провожают нас глазами – одни среди кажущейся диковатой пустоши.

Мы подъезжаем к предместью Хеврона, Кирьят-Арбе, дорога проходит между громоздящимися на небольшую возвышенность городскими кварталами  по одну сторону, а с другой стороны – безлюдные холмы.  Оставив автобус, мы вслед за своим гидом поднимаемся по каменистой тропе, вьющейся среди деревьев, на один из холмов. Он оказывается не совсем безлюдным.  Где-то у вершины – палатка наподобие бедуинской;  разбросанные по земле вокруг палатки длинные матрацы; стол, на нем бутылки с водой – это для нас; большой пегий пес, помахивая хвостом, рассматривает нас без особого интереса.  Это – пост, здесь живут и несут вахту несколько парней, младшему восемнадцать, он сын Ани, организатора нашей экскурсии, со-директора ассоциации «Место Встречи». Аня живет на поселениях. А эта вахта на холме – протест и охрана, утверждение присутствия на этой земле.  Один из мальчиков рассказывает о том, как, ради чего они здесь сидят.  Подробности быта тоже.  Мы слушаем, понимая в меру своей осведомленности, — он говорит на иврите, — попиваем с удовольствием воду, рассматриваем.

Надо заметить о составе нашей группы, — если в большинстве случаев ездят на такие экскурсии, в основном, пенсионеры, преимущественно немолодые леди, то сегодня собрался, видимо, сложившийся Анин контингент, семьи с детьми, довольно молодые пары, многие хорошо знакомы друг с другом.

Еще наблюдение: когда поднимались сюда, на холм, — два здоровенных араба стояли у поворота дороги и глазели на нас, о чем-то переговариваясь оживленно.

И вот вдруг, неожиданно, на нашу тихую тусовку обрушился шум, гвалт, и несколько таких же здоровенных арабов появились,  они волокли какие-то щиты и, не успели мы осознать происходящее, — уже устанавливали эти щиты на землю в нескольких шагах от палатки, и вот уже образовалось огороженное стенами пространство, и шустро один араб  лез по лестнице наверх прилаживать крышу.

Все, повторяю, происходило мгновенно и, конечно, было подготовлено. Но тут наши опомнились,  ринулось на перехват несколько молодых мужчин, одна молодая дама, размахивая чем-то, запела «а-Тикву», остальные подхватили, кто знал слова… До драки дело не дошло, разумеется, но каким-то образом удалось строительство приостановить; арабы быстро выстроились перед нами внушительной цепочкой, мы, напротив, тоже цепочкой, хотя  не столь однородной и не столь внушительной, но более многочисленной.  Пока так,  в противостоянии, глазели друг на друга, не хочется сказать: с ненавистью, скорее, с удивлением и неудовольствием, — появились, откуда ни возьмись, фоторепортеры с камерами, видимо тоже заранее приглашенные, и все это все более начало напоминать шоу.

Я запомнила глаза молодого араба, стоявшего напротив меня.    Они были словно черная засвеченная пленка, в них, повторяю, не читалось явной ненависти, просто взгляд был какой-то дурной, упрямый, затуманенный, за ним могло быть что угодно…

Непривычное для нас, проживших жизни в относительно мирном времени, ощущение близости врага.

Однако я приметила, не сразу, в середине цепочки арабов ашкеназское лицо.  Это был, по сравнению с арабами, маленького роста, довольно щупленький  белокожий  парнишка,  и вот на его-то бледном от злости лице отчетливо проступала непримиримость, она резала глаза, вызывая безотчетный  вопрос и слабое недоумение: «Почему?..»

Между тем мальчики на посту тоже не дремали, они уже связались с расположенным неподалеку подразделением ЦАХАЛа, ситуация для них не была непривычной, и довольно скоро прибыли две военные машины, из них повыскакивали солдатики, молодые ребятишки, по росту и сложению они, как и наши ребята,  надо сказать, уступали арабам, обвешанные автоматами. Ряды врагов смешались, появление солдат с оружием смутило их, цепочка распалась. Трещали кинокамеры.

Немного погодя стали подъезжать легковушки, из них выходили спокойно рослые мужчины, спускались к палатке, видимо, это были жители Кирьят-Арбы, может быть, среди них были родители ребят.  Народу прибывало, и наши шефы решительно начали теснить нас, выводя из разборки.

Но идя обратной дорогой к автобусу, мы то и дело оглядывались, надеясь увидеть, не падет ли  вражеский бастион.  И из окон автобуса глядели.

Позже уже, когда экскурсия закончилась, и мы возвращались по той же шоссейке, и наш гид Ицхак, житель Кирьят Арбы, простился с нами и зашагал назад вдоль какого-то сооружения вроде стены, его профиль проплыл мимо в знойном, пыльном воздухе, наконец, убедились мы, что наскоро возведенное сооружение из щитов исчезло.  Да и страшно подумать, каково бы им было жить рядом, арабам и мальчишкам?!

 

2.

И двинул Авраам шатер, и пришел, и поселился у дубравы  Мамре что в Хевроне, и построил там  жертвенник Господу.

(Бытие, 13:2)

 

История еврейского народа начинается в Хевроне.  Здесь, покинув Месопотамию, жил праотец Авраам со своей семьей недалеко от города, у дубравы Мамре; здесь под дубом, что рос, по преданию, от самого сотворения мира, привечал он трех путников.  Отсюда пошел вместе с сыном на гору Мориа, и Сарра, не подозревая о цели их путешествия, повязала на голову мальчику дорогую шаль, чтобы не напекло солнцем, а потом долго глядела им вслед в смутном беспокойстве, стоя на крыше дома и приложив ладонь ко лбу…

Здесь, позже, праотец прикупил  поле и пещеру  у  Ефрона-хеттеянина, уплатив 400 сиклей серебром, и похоронил  в этой пещере жену.  В первый раз зайдя, в ту пещеру, что носила названье  Махпела, что значит: «двойная», постояв во тьме и гниловатой сырости подземелья, он пророческим видением, которое порой открывалось ему всегда неожиданно, узнал, что здесь, именно здесь похоронены Адам и Ева. И в странном, не вполне ясном ему самому прозрении, узнал еще, что здесь, именно здесь каким-то непостижимым образом физический мир соприкасается с духовным. В такие  минуты прозрения с ним говорил Господь, хотя Авраам сам не был вполне уверен в этом. А еще говорят мудрецы, что со времен праведника Ноя  Бог не говорил ни с кем, кроме Авраама.

Позже, когда и этому смертному время пришло,  сам  лег тут, в пещере, рядом с женой.

Сын же его Исаак к старости ослеп, говорят, из-за того, что, когда лежал на ложе жертвенника, ожидая, что вот-вот  увидит занесенный над ним нож в руке отца, то узрел в небе ослепительный свет и ангелов.  Жена его Ревекка из Аврамова же рода, взятая из Месопотамии, не дождавшись возвращения Иакова, не увидев его многочисленного потомства, своих внуков, здесь в пещере легла, опередив мужа.

Позже  рядом с матерью и отцом, дедом и бабкою, лег Иаков  вместе с женой Леей, а Рахель, умершую  родами по пути в Хеврон, похоронили у дороги.

Есть в храме в египетском городе Карнаке древняя надпись, относящаяся ко времени фараона Шишонка 1, там в перечислении захваченных  городов и областей названо: «Поле Авраама».

Иосиф Флавий считает вообще Хеврон  самым древним городом, «древнее, чем Мемфис в Египте». По преданиям здесь некогда жили великаны.  Трех великанов изгнал из города Иисус Навин и, поразив  мечом  «все дышащее, что находилось в нем», отдал эти земли колену Иуды, потому что еще Иаков, когда делил землю Израиля  между своими сыновьями, — то эти холмы и равнины, на которых росло так много винограду, он отдал  Иуде, сказав: «Молодой лев Иуда!.. Он привязывает к виноградной лозе осленка своего…моет в вине одежду свою и в крови гроздьев одеяние свое; Блестящи очи его от вина, и белы зубы его от молока». (Бытие 49: 9,11-12)

Один из посланных Моисеем юношей, чтобы  «высмотреть землю Ханаанскую» (Числа 13:18) , приходил сюда помолиться у могил праотцев.

Здесь, в Хевроне, — он еще  в древности назывался Кириаф-Арбой или Мамре, — семь лет сидел Давид  царем над коленом Иуды, прежде чем стать царем над всем Израилем.

Здесь Авессалом поднял восстание против своего отца.

Когда же выстроил Соломон Храм Господу в Иерусалиме, то знаком для начала храмовой службы стал восход солнца над Хевроном.  Отсюда же привозили в Иерусалим на заклание жертвенных животных. Хеврон славился своими овцами.

Было четыре города, священных в иудаизме: Иерусалим, Хеврон,  Цфат и Тибериада.

 

3.

 

Мы медленно поднимались по широченным ступеням, задрав головы, не сводя глаз с выросшего внезапно прямо перед нами циклопического сооружения, высоким углом выпиравшего прямо на нас. Глухая стена из обработанных камней с рядом полуколонн вверху и зубчатым навершием окружала, охватывала мощным прямоугольником  священное для евреев место, пещеру Махпела.  Сооружение это относят к эпохе Ирода Великого.  Оно, по всей видимости, близко повторяет архитектуру  сооруженной  в эпоху этого гения и злодея — стены, что окружила вершину горы Мориа, на которой стоял Храм.  Хотя существует мнение, что гигантская кладка над могилами праотцев выстроена была значительно раньше.  Высота стены 12 м, она сложена из тесаных камней, некоторые достигают в длину  7 м.

Стоя в тени под развесистыми акациями, мы слушали экскурсовода с некоторым напряжением, потому что из двух минаретов, разбросанных по углам стены Ирода, раздавалось молитвенное пение, весьма оглушительное. Мы к этим завываниям как бы привыкли, живя  в Иерусалиме, где по вечерам мелькают повсюду в глазу яркие зеленые огни минаретов расположенных на холмах арабских деревень, кольцом охватывающих районы вечного города.  Привыкли, да, но здесь вытье  было особенно громким  и  близким и  здорово мешало слушать.

 

Здесь, у могил праотцев, молились евреи в эпоху римлян и Византии, и в ранний арабский период, когда еще не было таких гонений на евреев. Арабы называли город: Халил аль Рахман, что означало: «Друг Бога», говорят, что так они произносили  имя Авраама.

Крестоносцы, прогнав евреев и мусульман, выстроили церковь и монастырь, которые также потом были разрушены.  Мусульмане выстроили на этом месте мечети.

В 13 в. султан мамелюков  Бейбарс 1  запретил евреям вход в пещеру.  Теперь им разрешалось подниматься лишь на пятую, а позже – на седьмую (!)  ступень лестницы, что тянулась по внешней стороне восточной стены гигантского сооружения, и опускать записки с мольбой Всевышнему в отверстие в стене около четвертой  ступени.  Это отверстие проходило через всю толщу стены, более 2 м.

 

Со стороны южного входа в грандиозный мавзолей мы поднимаемся по ступеням на второй этаж и оказываемся внутри, в обширном  сводчатом помещении, разгороженном на залы и коридоры. Это – надстройка над тем, что находится внизу, в подземелье, куда закрыт доступ уже семь веков.  Здесь все шесть символических надгробий.  Из древних источников известно их расположение там, внизу, в пещере:  в центре – могилы Авраама и Сарры, к северо-западу от них захоронения Иакова и Леи, к юго-востоку – Исаака и Ревекки.   Сообщает Иосиф Флавий, что те древние надгробия выполнены из прекрасного мрамора.

Мы разглядываем через зарешеченные окна тускло мерцающие в свете люстр атрибуты; щелкают фотоаппараты. Таблички на решетках: «Авраам  Авину».  Рядом с могилой Авраама – маленькая молельня;  заповеди на раскрытых страницах символической книги;  замысловатые узоры тихо сияющих серебром и позолотой,  с вкраплением голубого,   дверец  шкафа, вверху – цитата из Библии. Арабская вязь  на стенке, над занавесью, на ней надпись на иврите:  «К шатру Ицхака и Ривки».  Там, за занавесью – самый огромный и роскошный зал со сводчатыми стенами, выкрашенными в ярко-зеленую краску, и огромной люстрой, спускающейся с расписного плафона, это — надгробие Ицхака.  Туда нам нет доступа.  Это арабская территория.

Дело в том, что все внутреннее пространство мавзолея разделено на две неравные, очень неравные части.  Прямоугольник «двора» с могилами  Авраама и Сарры, Иакова и Леи – на территории, куда доступ разрешен только евреям.  Ее охватывает со всех сторон выкрашенная на карте путеводителя зеленым  территория мусульман с расположенной в юго-западном углу резиденцией ВАКФа (Мусульманский религиозный совет).   Там – восточный и западный входы – для арабов.

Все  разделено, как  снаружи, на земле, на холмах.

 

4.

 

Среди  зеленых  стен в зале Ицхака есть огороженное небольшими колоннами место под крышей с куполом и полумесяцем вверху.  В центре его – мраморная плита в  виде цветка с двенадцатью лепестками, окружающая отверстие, обычно закрываемое медной крышкой.  По установленному  религиозному  обычаю каждое утро  охранник ВАКФа  открывает эту крышку и спускает вниз, в отверстие, масляную лампу, «неугасимую лампаду».  Это отверстие диаметром 28 см – единственный открытый вход  в  расположенное под полом пространство.

Вы, читатель, сможете пролезть в такую дыру?  Думаю, что нет.  Однако…

Но вначале  еще немного истории, позднейшей.

В 1948 году, после образования Государства Израиль в границах, более чем в два раза суженных по сравнению со страной в период Царств и в эпоху правления династии Иродов,  —  Трансиордания, образованная немногим раньше, в 1922 году решением Королевской комиссии британского парламента в период британского мандата, в соответствии с планом раздела Палестины, – вторглась в пределы Иудеи и Самарии, захватила и аннексировала земли, в том числе и Хеврон.  В городе был стерт с лица земли еврейский квартал, о котором речь будет ниже, кладбище и синагога «Авраам Авину», было сделано все, чтобы уничтожить следы еврейского присутствия в Хевроне.

 

А буквально на другой день после освобождения Иерусалима в ходе Шестидневной войны, 8 июня 1967 года,  приехал на джипе «освобождать» Хеврон главный раввин Армии Обороны Израиля  Шломо Горен.

Иорданские войска оставили город, говорят, без единого выстрела.  Часть живших в городе арабских семей – удрали, опасаясь мести за погром 1929 года, об этом тоже речь будет ниже. Оставшиеся вывесили на домах белые флаги.

И вот, ровно через семь веков после введенного султаном Бейбарсом в 1267 году «запрета седьмой ступени» – евреи получили доступ в свой грандиозный мавзолей и право молиться  в священном  месте.

Министром обороны  был тогда Моше Даян.  У него, это все знали, было хобби: увлечение древностями.  Это по его инициативе были собраны в разных уголках страны артефакты римской и византийской эпох и свезены в Иерусалим, по крайней мере,  часть из них находится в небольшом, прелестном садике за бывшей аристократической русской гостиницей, Домом Сергея, что у Русского подворья. То есть можно сказать, что была сильно задействована «археологическая струя».

Вернемся в пещеру Махпела. В один знаменательный день в эту самую дыру 28 см под медной крышкой спустили не лампу, а… живую девочку, хрупкую малышку 12 лет по имени Михаль, она была дочерью офицера ЦАХАЛа.  Это случилось в 1968 году.  На маленькой черно-белой фотографии видна мраморная плита, обрамляющая «ламповое отверстие», рядом – фигура мужчины, и виден канат, за который уцепилась ручкой девочка,  она уже вся «вошла» в проход, видна только эта ручка в темном рукаве и макушка в черном платочке.

Да. Думаю, что не у всякого взрослого хватило бы духу спуститься в погребальную мглу подземелья. А у нее хватило мужества! У нее был фонарик и фотоаппарат. Когда спустили ее на канате вниз, девчушка нашла и сфотографировала (!) три надгробья с надписями на арабском и латыни на полу подземного помещения овальной формы, от которого отходил узкий коридор длиной 16 м.  Она прошла и этот коридор до вырубленных в камне, ведущих наверх, ступеней.  Поднявшись по ступеням, их было 15, и постучав, обнаружился второй, наглухо замурованный каменными плитами  проход, после чего девочка вернулась по коридору обратно и благополучно была извлечена наружу.  Отдадим ей дань удивления  и восхищения, —  описание и фотографии, сделанные Михаль, были первым шагом к раскрытию до сих пор не раскрытых тайн пещеры Махпела.

Потому что помещение, куда она проникла, было всего лишь подполом, но не самой пещерой, это была «ламповая комната», и обнаруженные Михаль надгробья – относились к эпохе крестоносцев и были, как и верхние, по всей видимости, символическими…

 

5.

 

В саму пещеру проникли позже. Это произошло в 1981 г.  К этому времени, устранив вызванную войной анархию, был установлен порядок посещения святых мест евреями и арабами и, как уже сказано, внутренняя огромная территория мавзолея разделена была на еврейскую и арабскую части. И  было еще установлено, что только десять дней в году, на религиозные праздники,  евреи могут молиться на всей территории, а арабам в эти дни доступ внутрь помещения был запрещен.   То же и для арабов,  у них были свои десять дней.

И вот  в один из таких разрешенных дней,  накануне еврейского Нового года Рош а-Шана, в числе многочисленных паломников прибыла в Хеврон  группа евреев-ашкенази. Среди них были профессиональные археологи, и все вооружены  припрятанными  топорами и ломами, — атрибутами, весьма далекими от ритуальных молитв. Всю ночь продолжалась служба, и, пока в залах  произносились молитвы многими  людьми, и звучало громкое пение,  пользуясь шумом, а также вследствие разрешенного перемещения по всей территории мавзолея,  удалось тем ребятам забраться под шатер в зале Ицхака и с помощью ломов вскрыть замурованное каменными плитами, обнаруженное Михаль отверстие. Через довольно широкий проход проникли без труда в «ламповую комнату», подняли надгробья… Под ними была пустота, туда вел еще один ход-люк в полу, ведущий в  двойную пещеру Махпела.

Она-таки действительно была двойной.  Им удалось проникнуть через люк в наружную полость пещеры, дальше пройти было невозможно, потому что обе полости, наружная и внутренняя, самая глубокая,  забиты были землей.    Чтобы проникнуть глубже, потребовались бы трудоемкие земляные работы, продолжавшиеся несколько дней, а, может, месяцев.  Обнаружили в этой наружной пещере черепки керамических сосудов времен первого Храма и разбросанные кости…

В общем, вся подземная структура вполне соответствовала типовым захоронениям «могила-люк» тех времен,  3700-3800 лет назад, времен Авраама.  Тогда, во времена праотцев, и еще  тысячелетия  спустя  евреи  могли молиться у священных могил!   Но сейчас  пещера Махпела продолжала хранить свои тайны.

 

6.

 

В 15 веке,  в конце его, евреев изгоняли из Испании.  Откуда только ни изгоняли нашего брата, в том числе и со своей собственной земли. В те времена в Испании свирепствовал великий инквизитор Торквемада. В апреле 1492 года вышел указ Фердинанда и Изабеллы — всем евреям в течение четырех месяцев под страхом смертной казни принять христианство, либо покинуть страну, где иные семьи жили со времен римского владычества. Изгоняемым разрешалось брать с собой имущество, кроме золота, серебра и драгоценных камней. Прекрасный дом тогда отдавали за осла; виноградник – за несколько аршин сукна. Прощались с плачем с могилами предков: иные увозили с собой надгробные плиты…

День изгнания, 2 августа 1492 года, совпал с днем  9-го Ава, когда разрушен был Храм в Иерусалиме.

Куда плыть? Иные оседали на италийских берегах; охотно принимала образованных евреев, многие из которых владели различными ремеслами, появившаяся за 40 лет до этого Османская империя. Конечно, плыли и в Палестину, на бывшую родину. Многие   тогда  пришли в Хеврон.  Здесь образовалась довольно большая община,  в составе которой были евреи-ашкенази и сефарды. Они жили дружно.  Язык общения был еврейско-испанским. В общем, период этот был благоприятным для евреев. Им разрешили построить синагогу. Образовался еврейский квартал.  Он имел замкнутую кольцевую форму в виде большого двора, огороженного домами. Небольшое круглое здание сефардской  синагоги «Авраам Авину» было расположено в центре  квартала. Сюда стекались дары  евреев со всего мира. Процветали ремесла, торговля. Строились йешивы, школы.

Население квартала росло; впоследствии жителям было запрещено селиться за его пределами. Чтобы как-то разместиться, надстраивались этажи, иногда большой дом нависал над маленьким; теснота и скученность увеличивались; дворы на крышах, внутренние дворики; иногда живущие в нижних этажах  совсем не видели солнца. Но это была совсем неплохая жизнь для еврея.  Чистота и порядок были в домах и на узеньких улочках.

 

7.

 

История еврейского народа начинается в Хевроне.  Она начиналась на высоком месте, на холме, он назывался Тель-Хеврон или Тель-Ромейда.

Оставив внизу автобус, мы подымаемся на этот древний холм.  Панорама, которая открывается с веранды многоэтажного дома, позволяет охватить взглядом современный город. Маленьким отсюда кажется грандиозное сооружение над пещерой Махпела. Немного левее места, где мы находимся, – обширный, густо застроенный еще один холм. Это –  палестинская территория города. Сюда вход евреям запрещен.  Из скученности зданий посреди большого этого холма вырывается высоко вверх башня из зеленого стекла. Это торговый  центр. Внизу вьется лентой огораживающая шоссейка, граница.  Но и за этой шоссейкой – арабские кварталы.    В массиве этих кварталов расположены отдельные точечные еврейские застройки.  Всего они занимают 3% территории города.

Мы поднимались на эту веранду  по внутренней лестнице дома пешком; это было чувствительно.  Про лифт никто даже  не спросил, его, разумеется, не было.   Из просторных квартир на лестницу выходят окна, за ними можно  мельком увидеть красивое убранство комнат: скатерти, вазы, люстры, шкафы с книгами.

Этот новый многоэтажный дом стоит посреди одной из таких точечных застроек,  на него налезают оставшиеся от не таких уж давних времен длинные «караваны», разделенные узкими проходами и крошечными двориками с детскими площадками.  Дом  стоит на колоннах,  внизу под ним открываются остатки древней кладки из необработанных камней; столбы, развалины стен; это руины жилищ  древнего  Хеврона.

На самом верху холма, на котором раскинулся арабский город, — силуэт церкви и колокольня.  Еще во времена турецкого владычества, в конце его, участок земли там, у дубравы Мамре, где, по легенде, рос  дуб от самого сотворения мира, — был выкуплен Русской духовной миссией в Палестине. Это священное место посещения паломников.

 

8.

 

К 1929 году еврейская община в Хевроне насчитывала 1500 человек.  И евреи по-прежнему молились на седьмой ступени лестницы, ведущей в грот  над пещерой праотцев.

Погром начался утром  в субботу 8-го Ава, 24-го августа.  Озверелые толпы арабов, вооруженные ножами, топорами и вилами, обходили дом за домом  с криками «Смерть евреям!»

Вечный лозунг. Под этим воззванием  в течение, может быть, года я ежедневно спускалась в метро на станции Домодедовская, где выведено было черной краской вверху, над входом, в столице России, моей родине.

Арабы разрушали дома, убивали евреев семьями. Некому было их защитить. Они сами не могли защитить себя. Британские полицейские не вмешивались, не пытались остановить  страшную резню. Только когда сидевшему на коне британскому офицеру показалось, что опасность грозит лично ему, он выстрелил в воздух. Было произведено еще несколько выстрелов, тоже вхолостую. И арабы разбежались. Погром продолжался несколько часов. Было убито  59 человек, еще 8 потом умерли от ран.  Оказать медицинскую помощь тоже было некому.  Зверски убита была семья аптекаря, лечившего и евреев, и арабов, и сама аптека разрушена.

С еврейским присутствием в Хевроне было покончено.

Весной 1931 года сюда вернулись 200 человек. Они прожили во враждебном окружении пять лет, после чего однажды ночью на Песах 1936 года по распоряжению британских властей их посадили в грузовики и вывезли из Хеврона.

А после аннексии этих земель Иорданией было завершено разрушение еврейских мест проживания, на месте бывшего квартала был устроен рынок, выстроены складские помещения, на месте синагоги «Авраам Авину» устроили загон для скота, а там, где было место для молящихся женщин, — общественный туалет.  Было разрушено кладбище.

 

«Если евреи не вернутся в Хеврон, мы получим второй Шхем, и арабы будут ликовать из-за своей победы, добытой в потоках крови, потому что тогда Хеврон станет арабским городом. Это будет нашей роковой ошибкой, и она обернется против нас, так как арабы рано или поздно поймут, что можно изгнать евреев с этой земли без надежды на возвращение. Это немыслимо, чтобы еврейский народ сдался и позволил изгнать себя из Хеврона».

Это слова Менахема Усишкина, одного из известных деятелей сионистского движения (переведено с французского).

 

Вход для евреев в грот пещеры Махпела был открыт, как уже сказано было, после победы в Шестидневной войне.  Какое-то время внутренняя территория грота не была разделена, и евреи и арабы молились в одних и тех же залах.  Тогда же было начато строительство кварталов Кирьят-Арбы.  Заселение  города  началось в 1971 году.

После подписания соглашений в Осло участились нападения  на евреев в Хевроне. Арабы открыто готовили  террористический   акт, массовое убийство в день праздника Пурим 1994 года. Толпа арабов собралась снаружи Пещеры с угрожающими криками  накануне праздника. В тот день читали Свиток Эстер в зале Ицхака, и житель Кирьят-Арбы доктор Барух Гольдштейн, офицер ЦАХАЛа, еще ранее предупрежденный о необходимости подготовить поликлинику к «возможному приему большого количества раненых», вышел из Пещеры Праотцев со словами:

—  Я больше не могу этого вынести!

А на следующее утро он зашел туда, где молились арабы, и расстрелял 29 человек и десятки ранил.  Он был растерзан. Его могила  в Кирьят-Арбе.

 

9.

 

«Мы здесь не воспитываем людей, которых  можно                                                               ударить по одной щеке, а они подставят другую»

Шмуэль Мушник

 

Среди прочих мест посещения мы побывали уже в самом конце экскурсии в небольшом музее в одной из точечных застроек еврейской части Хеврона, музей располагается в первом этаже бывшей лечебницы «Бейт Хадасса», разрушенной во время погрома 23 августа 1929 года.

Наша поездка пришлась на август, 80-летнюю годовщину с того дня.

Сводчатые стены и потолки маленьких зальчиков музея сплошь расписаны, здесь и картинки городских кварталов, старинные дома, на стенах развешаны фотографии. Они словно светятся, окрашенные в разные цвета, эти зальчики; первый, мирный, желто-оранжевый, посвящен истории Еврейского квартала; следующий, черно-серый, мрачный, там можно увидеть множество страшных фото, картин погрома;  легче дышится в темно-сине-фиолетовом с зелеными бликами на потолке, это – начало возрождения, 1967 год; и — красно-оранжевый, неуспокоенный – новая история и возвращение евреев в Хеврон.

Я бегала по залам, разглядывая росписи, и пропустила что-то из рассказа экскурсовода. Потом, позже, искала в тех материалах, которые у меня были, но не нашла упоминания о художнике, только, коротко, одной фразой в брошюре на русском, — о музее в нижнем этаже «Бейт Хадасса». Кликнув в Интернете запрос «Шмуэль Мушник», наткнулась на сайте на одну из первых фраз:  «Сомневаемся, что музей упоминается в путеводителях».  А увидев на сайте «Шмуэль Мушник – хевронский Ван-Гог»  — это бесподобие, выставку его картин, — понятны стали его слова:

«Мои силы полностью уходят на то, чтобы их (картины)  написать, на выставку и продажу сил уже не остается».

Художник живет в Хевроне  уже 22 года.  Он живет с женой Нехамой и четырьмя детьми в том же доме, где музей, в квартире, где во время погрома была  убита семья аптекаря Бен-Цион Гершона.  Он, Шмуэль Мушник, и создал этот музей и посвятил памяти своей матери Леи Мушник-Гольдштейн.

 

10.

 

«В сердце тайфуна всего спокойней»

Из статьи А.Левина в журнале «Спектр»

 

Мы отъезжали с маленькой площади рядом с заброшенным, замусоренным и запыленным, длинным строением, где в глубине виднелся ряд помещений типа торговых рядов, а впереди —  дощатый настил под навесом.  Здесь раньше был рынок, зачем-то закрытый в 1993 году. Ицхак рассказывал нам уже вполне современную историю очередного выселения евреев из двух купленных ими вполне законно домов в Хевроне под тем предлогом, что на эту покупку не было разрешения военных властей государства Израиль, кажется, так. Временно, пока шел суд и идет до сих пор уже не один год, семьи разместились здесь, в пустующих помещениях строения, во втором этаже.  Обустроились, обзавелись. Потом выгнали и отсюда.  Следы разорения еще видны. Поломанная мебель; остатки утвари, раковины;  ящики с пыльными книгами.  Я взяла одну книжицу, тоненькую.  На память.

Пусто,  безжизненно.  В конце строения, под навесом, – небольшие ясли, в них – ослик  понуро свесил морду к разложенному  перед ним пучку травы.  Предложенные мной бутерброды сжевал охотно.

Пока мы рассаживались, чтобы ехать обратно в Иерусалим, напротив нашего автобуса, через улочку у зеленого холмика что-то делали, возясь у водопроводной трубы, молодой мужчина и мальчик.  Потом подошли еще двое, сидели на корточках и смотрели, как мы собираемся уезжать.  Я не могу передать выражения их глаз.  Мы уезжали в большой город, где районы на холмах, оживление и автобусные пробки на улицах, много магазинов и рынок Махане Иехуда и Большая синагога.  А они оставались здесь, 700 человек да еще 200 учащихся йешивы против 70 тысяч мусульман. У них здесь, в местах проживания евреев,  нет рынка и не видно магазинов, продукты они заказывают по телефону, так сказал, отвечая на мои въедливые вопросы, наш экскурсовод  Ицхак, житель Кирьят-Арбы.

Не могу передать выражения их глаз; оно было спокойным, они просто глядели, как мы уезжаем, а мне от этих глаз было здорово не по себе.  Совестно что ли.

«Они живут здесь ради нас с вами», — сказал Ицхак, когда автобус тронулся.

История еврейского народа начинается в Хевроне.