Утюги за сапогами, кочерга — за кушаком

Иерусалим. Музей старого быта.

Автор: Валерий Авдерин.
Январь, 2013
Перепечатано с любезного разрешения автора из его личного блога

С экскурсоводом Ицхаком Фишелевичем (организация Место Встречи) мы попали в музей старого ишува — еврейской общины. Это небольшой частный музей, рассказывающий о жизни иерусалимских евреев во времена Османской империи и позже. Музей находится в Еврейском квартале старого города, на улице Ор Хаим, 6. Телефон 972-2-6284636

Вход в музей:

В нескольких залах музея воспроизведены фрагменты интерьеров разных времён.
Каждый дом в Старом городе строился вокруг маленького дворика. Со всех четырёх сторон во двор выходили двери, спускались лестницы — почти каждая комната имела отдельный вход. Квартир, в нынешнем понимании, не было. Одна семья — одна комната. Она —и спальня, и кухня, и столовая, и будуар… Только самые зажиточные еврейские семьи имели две комнаты. Следует заметить, что иерусалимские евреи в те времена были почти сплошь нищими. Во-первых, были дискриминационные ограничения на их экономическую деятельность. Во-вторых, здесь собирался очень специфический контингент. Это были в основном те, кто решил посвятить свою жизнь религии. Зачастую эти люди и сами не рвались осваивать ремёсла и укреплять благосостояние — всю жизнь они учили Тору. Отсюда и крайняя бедность. Жили такие семьи в основном на присылаемые из Европы пожертвования.
Конец 19-го-начало 20-го века. При изготовлении кухонной утвари широко использовались большие жестяные банки из-под керосина.

Сделанные из банок печки.

Умывальник из керосиновой банки.

А эту печку женщина сама слепила из глины.

Медная посуда.

Это уже специально сделанная, хоть и кустарная, печка. Из оцинкованной жести. Местный вариант «буржуйки». На ней стоит чайник — с врезанным позднее краником. Видно, вечно беременной хозяйке было тяжело управляться с такой большой ёмкостью — вот и сделали из неё подобие самовара.

Семьи были большие, с кучей детей. Девочек в них с детства готовили к тому, что они выйдут замуж и будут каждый год рожать детей. А мальчиков — что они всю жизнь будут изучать религиозные тексты. Таких семей много и в нынешнем Израиле. Но, как я понял, этот народ в последние годы достаточно быстро вовлекается в экономическую деятельность. Начинает работать. Глядя вокруг, дети не всегда хотят повторять путь своих родителей, прозябая всю жизнь в нищете.
Несмотря на высокую рождаемость население увеличивалось очень медленно. Скученность и антисанитария приводили к высокой детской смертности и частым эпидемиям. Нарожав десять детей, пара в старости запросто могла остаться без наследников и кормильцев — на содержании общины.

В начале 20 века в Иерусалим начали массово приезжать другие евреи — бежавшие от черносотенных погромов в России ремесленники. Они и здесь старались зарабатывать своим трудом.
В одном из залов воспроизведены уголки различных мастерских. Вот, например швейная. С ручной машинкой. С чугунным утюгом, в который засыпались горячие угли.

А это угол маленького магазинчика. Весы с чашками — так хорошо знакомые мне по советским колхозным рынкам. А агрегат с большим колесом-маховиком — это кофемолка.

Трудолюбивые ремесленники умудрялись зарабатывать на жизнь и в такой глухомани, какой был тогда расположенный на задворках Османской империи Иерусалим. С приходом англичан уровень жизни стал расти намного быстрее.

Отдельная экспозиция — комната роженицы. Традиционно в этой ситуации семье старались помочь все: родственники, соседи… В эти трудные минуты женщине обеспечивали возможно больший (хоть и ничтожный — с точки зрения нашего времени) комфорт. Для этого даже одалживали или брали напрокат настоящую кровать.

Хорошо знакомый мне по собственному детству фибровый чемодан. А глаз на нём нарисован от сглаза.

Кувшин с фаянсовым тазиком — для умывания.

Жаровня — такая кастрюля с дырчатой крышкой. Засыпали в неё красные угли и ставили в комнате — для обогрева.

Дом, где расположен музей, знаменит ещё и тем, что здесь в 1534-м году родился знаменитый каббалист рабби Ицхак Лурия Ашкенази.

Позднее здесь была сефардская синагога, которую постарались воспрооизвести организаторы музея.

Деревянные футляры для торы.

Есть ещё экспозиция, посвящённая детям и молодёжным движениям межвоенного времени.

Двор дома был местом, где жильцы проводили большую часть активного светового дня. Здесь стирали, готовили, играли… Под каждым двором был бункер, куда в сезон дождей собиралась вода с крыши дома. А рядом — выгребная яма единственного на весь дом туалета. Он располагался где-нибудь в углу двора. Конечно, воду можно было покупать у разносчиков. Но такое могли себе позволить немногие. Именно антисанитария приводила прежде всего к высокой смертности.

Наша группа в крохотном дворике. Представляю, что здесь творилось, когда в доме жило больше десятка многодетных семей.

Воду экономили. После умывания оставляли для стирки, потом этой же водой мыли пол… И в конце-концов выливали её в горшок с каким-нибудь цветком.

Так знакомая мне по собственному детству стиральная доска.

Во времена британского мандата бельё уже не обязательно выкручивали вручную, а иногда выжимали, пропуская между валиков такой вот машины. Бельё распрямляли, что позволяло к тому же обходиться потом без утюга. Глаженным оно, конечно, не выглядело, но и таким жёванным, как после ручного отжима, всё-таки не было.
Помню, подобными приспособлениями для отжима комплектовались в 1950-70-е годы все советские стиральные машины. Первая машина с высокоскоростным, используемым для нормального отжима барабаном появилась в СССР только в 1981 году. Называлась «Вятка-автомат». От своего итальянского прототипа отличалась тем, что постоянно ломалась.

А это ручные мельницы. Помол стоил денег — так зерно зачастую мололи сами хозяйки. Засыпали его в каменную ступку и накрывали жёрновом, который вращали, вставив в петельку сверху какую-нибудь палку.